Этот высокообразованный и пламенный „друг“, однако, был сталинским агентом-провокатором. Его профессиональное умение в притворстве было таково, что он никогда не вызывал ни малейшего подозрения со стороны Лёвы и Троцкого. И настолько полным было доверие Лёвы к нему, что тот хранил ключ к почтовому ящику Лёвы и вынимал почту для Лёвы. Загадочная рука, „перехватывавшая“ Лёвину корреспонденцию, была рукой Этьена. Он также отвечал за самые конфиденциальные документы архивов Троцкого; он их держал в своем собственном доме».[100]
За несколько месяцев до интернирования Троцкий просил Лёву поместить часть своих архивов в голландском Институте общественной истории. Он делал это отчасти потому, что испытывал денежные затруднения, а институт изъявил желание выплатить за документы, которые Троцкий ему предлагал, скромную сумму в 15 000 (девальвированных) французских франков; но в основном к этому побуждал страх, что ГПУ может попытаться захватить его архивы, и ему хотелось поместить их в надежном месте.
Глава 5
«АДСКИ ЧЕРНАЯ НОЧЬ»
Когда танкер «Ruth» 9 января 1937 года вошел в огромную нефтеналивную гавань Тампико, Троцкий с Натальей были все еще так напуганы тем, что может ожидать их на мексиканском берегу, что отказывались сходить на берег до тех пор, пока их не встретят друзья. Норвежская полиция уже угрожала высадить их с корабля силой, когда подошло небольшое судно, из которого возник какой-то мексиканский генерал в сопровождении чиновников, доставивший приветственное послание президента Мексики Лазаро Карденаса. (Президент прислал свой официальный поезд для того, чтобы доставить Троцкого и Наталью из Тампико.) На причале приветственно махали руками два американских троцкиста — Джордж Новак и Макс Шахтман; и жена Диего Риверы — Фрида Кало ожидала их, чтобы предложить свое гостеприимство. Контраст между теплым приемом в Мексике и ледяными проводами из Норвегии был таким острым, что казался нереальным. Войдя в президентский поезд, Троцкий и Наталья столкнулись с полицейским стражем и отпрянули. «Нас пронзил страх, — писала она, — что, может быть, нас просто переводят в другое место заключения». На маленькой станции возле города Мехико их с бурным энтузиазмом встретил Диего Ривера и повез в пригород столицы Койоакан, в свой Синий дом — следующие два года он будет и их домом. Это место было просто создано для того, чтобы успокоить измученную нервную систему: дом просторный, залитый солнцем, наполненный картинами с изображениями цветов и предметами мексиканского и индейского искусства. На каждом шагу вновь прибывшие сталкивались с приятными признаками заботы, с которой мексиканские и американские друзья приготовили для них это новое обиталище. Они подумали об их личной безопасности, а также обеспечили условия для работы. Таким образом, первые несколько дней в Мексике принесли с собой совершенно неожиданное облегчение — можно сказать, они были окрашены неким налетом идиллии.
Политический климат в стране также был не лишен привлекательности. Мексиканская революция все еще находилась в своей высшей точке. Совсем недавно Карденас подписал декрет, по которому несколько латифундий поделили между бедными крестьянами; и он был близок к тому, чтобы национализировать американские и британские нефтяные и железнодорожные компании. Иностранные инвесторы, местные землевладельцы и католическая церковь отбивались, и отношения между Мексикой и Соединенными Штатами были напряженными. Но за Карденасом стояли его крестьяне и Конфедерация мексиканских рабочих, которая неожиданно превратилась в важную политическую силу.
Впуская в страну Троцкого по просьбе Риверы и подсказкам своего собственного окружения, Карденас действовал из чувства революционной солидарности. Он заявил, что не только предоставил Троцкому убежище, но и пригласил его остаться в Мексике в качестве гостя правительства. С самого начала он делал все, что мог, чтобы уберечь голову своего гостя от собравшихся над ней бурь ненависти, и продолжал делать это до самого конца. Однако его собственная ситуация была весьма деликатной. С одной стороны, политические враги скоро начали намекать, что Троцкий является вдохновителем его революционной политики, и эти инсинуации нашли отклик в американских газетах.
