Жрецы живо ударили в барабаны. Главный «церемонемейстер» взял горящий факел, подошел к Саньогите, подал ей в руки и торжественно произнес:
— Встань и иди в мир жизни, о женщина, иди…
Но женщина отчего-то медлила и не решалась поджечь собственные ступни. — «Отвар перестал действовать?» — подумал Мукеш, наблюдая за ней.
Жрец еще громче повторил:
— Встань и иди в мир жизни, о женщина, иди…
Несмотря на то, что ритуал строго предписывал ей поджечь себя и помост, у неё никак не хватало мужества дотронуться огнем до ног. Мощный инстинкт самосохранения явно мешал. Тогда жрец прибегнул к заранее заготовленной хитрости.
— Не бойся. Калпа[19] бесконечно, сказал он, — подожги хотя бы хворост под собой, иначе жрецы ударят тебя палками по голове — так поступают с нерадивыми женами, и все сделают сами.
После такого заявления гордая Саньогита, воспитанная в строжайших традициях рода, собрала все своё мужество и дотронулась факелом до хвороста. Маленькое слабенькое пламя, подпитываемое смолой, моментально вспыхнуло и набрало силу. Барабаны зазвучали еще громче и энергичнее. Брахманы завершили ритуал — подожгли хворост под помостом с нескольких сторон. Часть гостей принялась танцевать, аккомпанируя себе бубнами. Едкий черный дым моментально заполнил собой все пространство, из которого в первую минуту летели жуткие утробные вопли обожженных людей, не заглушавшиеся барабанным боем и пафосными гимнами. В воздухе запахло паленым мясом. Жрецы «смилостивились» и дополнительно — для ускорения процесса, выплеснули на них чан с льняным маслом. Огромное мощное пламя резво взметнулось к небу, полностью поглотив всех, кто находился там.
Несмотря на запах и гарь, люди вокруг веселились и не собирались расходиться. Праздник продолжался до тех пор, пока все сооружение не сгорело дотла, и пламя угомонилось, оставив после себя лишь большую кучу пепла.
Площадь сразу заметно опустела. Остались только самые стойкие горожане, да служители культа Шивы ворошили палками пепел и тлеющие кое-где угли, проверяя, все ли части тела полностью сгорели, и не надо ли еще поддать огоньку. Мукеш облегченно вздохнул. Его уже занимали другие, более земные мысли — как объявить себя раджёй. Он хорошо помнил слова из Парашарасмирти: «царское достоинство — это не наследство. Оно не может быть передано другому лицу письменным документом. Им пользуются, когда приобретают при помощи меча. Землей правят герои». И в реальности, кроме мальчика — младенца, прямых наследников у Чаухана не осталось. Пока родственники будут еще тридцать дней читать священное писание, самый удобный момент прибрать к рукам власть.
Как подтверждение своим мыслям, он будто услышал тихий голосок Алины: «сейчас самое время, действуй! Я помогу тебе. Объяви, что теперь ты раджа. Кшатрии поддержат тебя… Ибо нет большей мудрости, чем своевременность».
Мукеш не колебался ни секунды по поводу правильности её мыслей.
— Тохар Гати, — позвал он верного помощника, — объяви остальным командирам гульм приказ о всеобщем построении. На правах родственника, я оставляю право управления землями, входящими в кулу Чахаманов за собой и объявлю об этом в гарнизоне. Если кто-нибудь воспротивится моему решению — устранить немедленно. Я дождусь построения здесь.
— А как же брахманы?! — осторожно спросил кшатрий.
— Сначала настроим воинов, потом брахманов… Преподнесу им ларец с золотом, и они никуда не денутся.
— Слушаюсь, повелитель, — моментально сообразил преданный кшатрий. — Сейчас же исполню твой приказ.
Мукеш не торопясь объехал площадь по кругу, постоял еще немного у кучи пепла и двинулся в сторону гарнизона. Кшатрии ждали его на земляном плацу. Он медленно проехал вдоль строя, вглядываясь в лица подчиненных, затем вернулся на центральное место, остановился и выкрикнул:
— Раджпут умрет, но имени своего не опозорит!
— Не опозорит! — вторили ряды…
Тогда он произнес основную речь, начавшуюся словами из Махабхараты:
— Мои храбрые воины! Вспомните, что говорили нам брахманы: «Те, кто с радостью принесли тела свои в жертву на огне величайшей из битв — ушли, истиннодоблестные, в миры, подобные миру Царя богов. Те, кто пали в бою, сражаясь, но без упоения боем, лишь повинуясь мысли „Надо умереть!“ — те пошли к гандхарвам. Те, кто на поле брани обратились в бегство, просили о пощаде в момент принятия смерти от меча, пошли к гухьякам. Те великие духом, кто, оставшись без оружия, вынесли от врагов жестокие мучения, кто, запретив себе стыд бегства, шли в битве прямо на врага, кто, всецело преданные дхарме кшатриев, пали, изрубленные острыми мечами, — те герои, осиянные славой, направились в обитель Брахмы…»
