— Оставьте и нам пирожные, — попросила уже захмелевшая Нина. — Для вас двоих их слишком много, а у нас заканчивается закуска!
— А ты меньше пей, — посоветовал я. — Ты сюда пришла напиться или с пользой провести время? Еще немного — и тебя придется укладывать спать, причем одну. Никого так не развезло, одну тебя.
— Ну и ладно! — сказала она. — Тогда дай пирожное. Алексей, вот Лиза опять завелась со своей анархией, а я убеждена, что свои требования можно заставить выполнить только террором! Да не оглядывайся ты так на Сашу, она свой человек и не будет стучать!
— Если будешь выставлять столько вина, я перестану к тебе ходить, — сказал я Олегу, после чего повернулся к Лизе: — Заканчивала бы ты маяться дурью! Вроде умная девушка, а уцепилась за гнилую идею. И ведь не скажешь, что много выпила.
— А чем тебе не нравится анархия? — вскинулась она. — Наши законы лучше?
— Даже плохие законы лучше, чем их отсутствие, — назидательно сказал я. — Уже в первобытном обществе была какая‑то иерархия и узаконенные обычаями отношения, а чем больше развивается человечество, тем сложнее отношения между людьми во всех сферах жизни, и они требуют обязательного регулирования. А организовать такое регулирование на добровольной основе не получится. Все идеи Кропоткина — это чушь собачья! Анархия нацелена на развал, а не на созидание. И чем тебя так не устраивают наши законы?
— А тебя они устраивают? — язвительно спросила она. — Ах да, ведь твой отец участвует в законотворчестве!
— Не совсем так, — засмеялся я. — Он ему всячески препятствует. А законы у нас есть всякие, и хорошие, и плохие. И мне в них не все нравится, только главная беда не в законах, а в людях. Вот чем недовольна ты?
— Как это чем? — растерялась она.
— Твой отец инженер второго класса, — сказал я. — Получает вполне приличные деньги, чтобы вы жили в столице и ни в чем себе не отказывали. Вместо матери по дому трудится домработница, а она сама ничем не занята. Твой брат учится в университете, а ты на следующий год закончишь престижную гимназию. Куда вы ездили отдыхать в прошлом году?
— В Болгарию, а что?
— А то, что у тебя нет поводов для недовольства. Весь твой протест от молодости лет, недостатка ума и склонности к подражанию.
— Спасибо за дуру, — обиделась она. — Мне самой, может быть, и не плохо, я беспокоюсь о других!
— О других поговорим потом, — я оставил Лизу и сел между Александрой и Ниной: — Теперь поговорим с тобой, террористка. Я согласен, что у тебя могут быть поводы для недовольства, только настоятельно советую прекратить всякую болтовню о терроре, иначе договоришься до ссылки, причем в ссылку отправишься со всей семьей. Я думаю, что родные не скажут тебе спасибо. И учти, что террором, как и анархией, проблем не решишь.
— Я попробую, а там посмотрим! — пьяно возразила Нина. — У тебя ведь есть пистолет?
— И в кого ты хочешь стрелять? — с любопытством спросил я.
— Нашего полицмейстера! — ответила она. — В Спиридонова! Он ходит на работу мимо нашего дома без всякой охраны.
— И чем же тебе не угодил Иван Сергеевич? — сказал я.
— Сатрап! — выкрикнула она. — Он сдохнет, другие будут бояться!
— Он очень неплохой человек, — возразил я, — и хороший профессионал. Страха ты не добьешься, только ненависти. И нет никакой гарантии, что на его место не назначат кого‑нибудь похуже. У него большая и замечательная семья, ты хочешь им всем доставить горе? Ладно, с тобой сейчас разговаривать бесполезно. Я выяснил все, что хотел. Вы мои друзья, поэтому хочу уберечь вас от неприятностей. Эта бездельная и опасная болтовня, которой мы с вами занимались в последние два месяца, не принесет ничего, кроме них. А если дойдет до дела, будет еще хуже. Хочу предупредить, что если здесь ничего не изменится, я не буду приходить на эти посиделки.
— Струсил! — презрительно сказал Игорь.
— Можешь думать что хочешь, — пожал я плечами, — только я не вижу, из‑за чего рисковать своим будущим и благополучием семьи. Вот как ты назовешь человека, который, пожертвовав собой, спасет других от дикого зверя?
— Герой, — первый раз за вечер сказал Сергей.
