– Привет, Айше, – протянула я несколько разочарованно (ведь я ждала Нежмие!), хотя искренне была рада увидеть эту приятную розовощекую голубоглазую женщину.
Она разговаривала со мной на ломаном русском, но это у нее получалось так мило, что всегда вызывало у меня улыбку. Ей тоже нравилось говорить со мной на русском, и она каждый раз, когда представлялась такая возможность, принималась петь «Калинку» или «Там вдали, за рекой…».
– Заходи, Айше.
– Няма время.
Она сунула мне пакет с почтой, улыбнулась, стряхнула с капюшона черной теплой курточки дождевые капли и хотела было выйти, как вдруг лицо ее просияло:
– Ната, там письмо для тебя!
Как это – письмо? Этого не может быть! Это совершенно исключено! Разве что письмо с надписью: «Единственной «русскине» с. Страхилицы». Без имени адресата, конечно. В это еще можно поверить. Но таких писем не может быть в принципе. К тому же нет никого на всем белом свете, кто бы знал мой настоящий адрес. Я все для этого сделала, я постаралась! Чтобы избежать чувства стыда и проклятия.
Я посмотрела на Айше весьма растерянно. Она что-то напутала, эта голубоглазая красивая Айше.
Однако в пачке банковских писем… Ох уж эти банковские письма! Время от времени на деревню обрушивается шквал красивых фирменных конвертов – это банковские уведомления гражданам – клиентам банка о том, сколько у них денег на счету. Словно они, нищие болгарские турки, не знают, сколько левов на их счетах! Однако каждый из них (удивительное дело!) получает эти конверты с важным видом, словно такие люди, как они, на самом деле могут быть интересны банку своими мизерными счетами…
…Однако в пачке банковских писем затесался красивый длинный голубой конверт с красивейшими марками. В окне конверта, за прозрачной пленкой, я прочитала нечто невозможное:
«NataliyaVyugina
Strahilitsa
Shumen
Bulgariya».
Наталия Вьюгина – это я. Второй такой нет, я думаю, во всей Болгарии. И название деревни невозможно спутать ни с какой другой. Определенно, это письмо адресовано мне!
– Из Алмания, – подсказывает мне, заглядывая через плечо, Айше.
Алмания – это, по-ихнему, Германия. Час от часу не легче! Я поняла бы еще, если бы это письмо пришло мне из Москвы, где когда-то был мой дом, где у меня была семья, где меня все любили, как это ни странно. Но так было до тех пор, пока я не совершила… нечто. Теперь семья моя, может, и есть на свете по-прежнему, мои родители, вероятно, живы, но видеть меня они уж точно не хотят.
– Спасибо, Айше.
Вскрывать конверт в ее присутствии мне не хотелось. Она это поняла и ушла. Я проводила ее до самой калитки. Мой пес Тайсон облаял ее с головы до ног, купаясь в дожде, грязи и мокрой пожухлой траве.
– Тайсон! Это же Айше! – крикнула я ему, со стыдом вспоминая, что я забыла дать псу его вечернюю пайку – молоко с хлебом. Он растолстел, этот Тайсон (милая смесь спаниеля и дворняги), и даже прилипшая к его телу мокрая шерсть не сделала его ходячим скелетом, как всех местных собак. Видно было, что он завидный толстяк («Ната, ты так кормишь своего Тайсона, как мы не едим!»).
Айше помахала мне рукой, села в машину и уехала.
Тайсон, отлаяв положенное, смотрел на меня выжидательно-весело – мол, видишь, Вьюгина, я заработал свой ужин, не пускал Айше в дом!
– Я люблю тебя, Тайсон. – Я погладила высунувшуюся из будки мокрую морду собаки и сказала: – Я сейчас.
Конверт, красивый, голубой, лежал на столе, пока я готовила ужин для Тайсона: парное козье молоко, хлеб. Смешав все это в миске, я отнесла еду Тайсону, вернулась и села, будучи не в силах оторвать взгляда от конверта. Это было послание из Munchen – Мюнхена. Вот так. Больше того, я разглядела даже имя адресата: Sofi Bechner, Софи Бехер.
Кто такая? Почему я ее не знаю? Главное, это женщина. В последние два-три года я не доверяю мужчинам. Я боюсь мужчин. Я ненавижу мужчин! И у меня на это, как говорится в одной дурацкой песенке, тысяча причин. Вернее, одна: смертельный страх. Мужчина по имени Тони, вернее, мальчишка по имени Тони, виновен в том, что я теперь – здесь. Не в Москве, в комфортабельной квартире на Цветном бульваре, рядом с любящими меня родителями, а в глухой болгарской деревне, где единственными близкими мне существами являются собака Тайсон, козы да несколько кур-несушек. И у меня часто нет денег на самое необходимое. Я давно уже покупаю себе вещи «вторая рука» – то есть секонд-хенд – и ем то, на что мне удается обменять молоко, яйца плюс то, что вырастает на моем большом запущенном (мой первый крестьянский опыт был не совсем удачным) огороде. Сто левов (пятьдесят евро) мне платит женщина по имени Нуртен – жена самого зажиточного крестьянина Страхилицы Эмина. Я помогаю ей по хозяйству. Иногда она дает мне мясо, мед, брынзу. Однажды она связала и подарила мне теплые цветные терлицы
