— И вы дали ему пожизненно? — с уважением спросила уже достаточно пьяная Милютина.
— Да, дал, — посмотрел на нее судья. — Я и сейчас уверен, что преступником был именно он. — К тому же, что бывает нечасто, присяжные признали его виновным единогласно, и посчитали, что он не заслуживает снисхождения.
— И правильно сделали, — поддержал судью Викторов. — Нечего таким уродам землю-матушку топтать, туда ему и дорога. А то, что этот Магницкий погиб в колонии, вина не ваша, Вы все правильно сделали. Лично я так считаю.
Он хотел еще-то что-то сказать, но Изместьев его прервал:
— Ладно, думаю, что нам нужно ложиться спать, время уже позднее. Все посмотрели на часы. По местному времени была уже полночь.
— Да, Вы правы, нужно идти спать, — поддержал его Емельяненко.
Остальные тоже были согласны с ними.
— А кто будет убирать со стола? — спросила Казанцева.
— Утром уберем, — икнув, ответила ей Милютина, прижавшись к Коробченко.
— Олеся, — обращаясь к Казанцевой, попросил Изместьев, вы не посмотрите, как там себя чувствует наша сердечница? — И, видя, появившийся на лице девушки страх, подбодрил ее: — Не бойтесь, я вас потом провожу.
Остальные, задвигали стульями, встали, и, посматривая друг на друга, разошлись по своим номерам.
Игральные карты и послание со стихами остались лежать на стойке ресепшн.
Коридоры первого и второго этажей заливал свет. Дом был просторный, удобный и современный. Никаких потайных помещений в нем, судя по всему, не было. Никаких посторонних звуков или скрипов слышно не тоже было. Чердака или подвала, либо хотя бы погреба тоже не наблюдалось. Вряд ли в этом доме мог притаиться посторонний.
Но именно это и пугало.
В коридоре первого этажа все пожелали друг другу приятных снов и разошлись.
Убедившись, что с Андриевской все в порядке, и она досматривает десятый сон, Изместьев проводил Казанцеву до ее номера на первом этаже, и поднялся к себе.
Оставлять входные двери в свои комнаты незапертыми никто не решился.
* * *
Плотно прикрыв дверь и повернув ключ в замке, судья Стеклов разделся, залез в душевую кабину и встал под упругие струи душа. Он осмысливал произошедшее. Этот Магницкий. Да, он возненавидел подсудимого на том процессе. Как же, сын олигарха. Новенький с иголочки дорогой костюм-двойка на стройном, подтянутом, знавшем толк в спортивных упражнениях теле. Короткая стрижка, симпатичное лицо. Дорогие очки. Наглая, самоуверенная рожа. А как он позволял себе вести себя в зале суда! Перебивал каждого свидетеля, пытался вставлять свои комментарии при оглашении материалов дела… И это ее сын? Он попытался убедить Антона, что свою вину тот должен признать, неоднократно повторяя, что доказательства свидетельствуют именно о том, что эти деяния совершены именно им. Но Магницкий не слушал. Признай тот вину, и наказание наверняка было бы мягче. Что ж, это было его право. А он… он ни в чем не виноват.
Выйдя из душа и наскоро вытерев тело полотенцем, он закрыл открытое окно, включил кондиционер, выключил свет и, разобрав душистую чистую постель, лег спать.
* * *
Милютиной не спалось. Лежа в постели, она то и дело прислушивалась к окружающим звукам. Но звуков не было. Все было тихо. Тишина была для нее непривычна и по телу поползли мурашки.
Этот голос. Он очень сильно ее напугал. О том, что ее отец участвовал в суде присяжных, Кате было неизвестно. Папа ничего ей не рассказывал. Да и, если честно, родителей она видела крайне редко. Жили они достаточно далеко, и если даже и приезжали, то лишь для того, чтобы убедиться, что она еще жива и здорова. Иногда даже оставляли ей дочь.
Она уже стала засыпать, как вдруг услышала какой-то шорох у двери и негромкий мужской голос, который звал ее по имени. Сердце бешено заколотилось, но спустя мгновение она поняла, что это голос Максима.
Екатерина встала с кровати, включила свет, и на цыпочках подошла к двери.
— Катя, это я, — опять послышался тихий шепот из-за двери, — открой мне!
Она уже потянулась к ключу, для того, чтобы его повернуть и впустить Коробченко к себе, но внезапно ее осенило: «А вдруг тот загадочный убийца — это Макс?» В памяти сразу всплыл тот дурацкий стишок:
