Дара неприязненно поморщилась от последней фразы. Конечно, она жила теперь отдельно и встречалась с отцом редко. Видела, как он наливал в свой бокал исключительно тоник, являясь на редкие совместные праздники. Но она знала также, что это для него – жертва, которую он приносит ей, Даре. С «ма» он так не церемонится. Она со школьных времен помнила, какой он иногда являлся домой, точнее, каким его иногда приволакивали «телохранители» – молодые мальчики, трезвые как стеклышко. Они звонили в дверь, спрашивали: «Куда?» – и, если открывала Дара, весело подмигивали ей. От унижения она готова была провалиться сквозь землю.
Последние годы «ма» рассказывала ей иногда, что «вносы тела» происходят все чаще и чаще, но Дара считала это преувеличением. В глазах «ма» загорался отчаянно злой огонек, а верхняя губа брезгливо подпрыгивала. Разумеется, она преувеличивала. Отец ни капельки не изменился, его лицо по-прежнему оставалось молодым и чистым, никаких следов пьяного угара, никаких мешков под глазами. Но теперь Дара почувствовала вдруг, что «ма» говорит правду. И всегда говорила правду. Отец действительно был… болен? Да нет же, в это поверить невозможно.
– Дара, этого нельзя так оставить. – «Ма» искренне хотела оставаться спокойной, но паника уже металась в ее сердце, топала маленькими ножками где-то в голове, отчего дрожали ресницы, губы. – Ты ведь понимаешь меня, правда? Ну кому он нужен теперь? Какая с ним жизнь? Сплошной кошмар! Понятно, что эта тварь польстилась на его деньги, пропади они пропадом…
Несмотря ни на что, было понятно, что этот кошмар «ма» продлила бы еще века этак на два. Она-то точно жила с ним не ради денег. Когда-то она свершила для него подвиг, и ей не хотелось думать, что подвиг этот был напрасен: отец с тех пор начал пить… Нет, это был подвиг с ее стороны – и точка. Двадцать лет она совершала для него другие небольшие подвиги: растила его дочь, чужую девочку, так и не войдя в ее душу за долгие годы, родила ему сына, на которого он редко обращал внимание, слушала его пьяный храп долгими бессонными ночами. Это было несладко, но это не должно было кончиться никогда. Что ей теперь осталось? Деньги, квартира, машина, набор бриллиантовых серег. Что она будет с ними делать? Нет, ей было просто необходимо продолжать свою героическую деятельность и все время чувствовать его не выраженную благодарность…
– Ты обязательно поговори с ним, слышишь, Дара? Обязательно. Позвони… Нет, лучше поезжай прямо на работу и дождись его. Жди весь день, пока он не появится у себя. Дара… ты…
Она все-таки не выдержала, зарыдала. Все это было непереносимо и похоже на сон, наваждение. Похоже на то, чего никогда в жизни случиться не могло бы. Как сюжет фильма ужаса, про который ты всю жизнь знал, что так не бывает, а он случается именно с тобой.
Дара гладила «маму» по голове. Странное чувство. Наверно, она так же гладила ее, чужого ребенка, в детстве. Странная смесь брезгливости, что ли, и бескорыстной любви ко всему человечеству.
– Я обязательно с ним поговорю.
Проще сказать, чем сделать. Только бы сейчас она не начала кричать, что они с отцом похожи как две капли воды. Только бы не начала… Да и что Дара может сказать ему? «Папа!» – «Что, моя дорогая?» – «Что случилось?» Так ведь он обязательно объяснит ей, что случилось. В конце концов, почему она должна вмешиваться? Он ведь никогда не вмешивался в ее жизнь. Но почему же ей так больно? У нее ведь давно своя семья, свой дом, дочь. Бросил отец не ее, а женщину, которая ей вовсе не мать. При чем тут она? Что же так щемит в сердце? Жалость? А может быть…
Действительно, если он ушел, значит, полюбил другую. Верно ведь? А полюбив другую, предал маму-ангела. Ту небесную красавицу с фотографии предать было невозможно. Ей было безразлично все, что происходит у них тут, на земле. Она была далека от таких мелочей. Отец предал ее память, гнездившуюся в сердце маленькой дочери. Той маленькой девочки, щеку которой он исколол когда-то щетиной, внушив ей раз и навсегда великое несчастье: бедные мы с тобой. Теперь, выходит, она, Дара, по-прежнему бедная, а он, значит, – нет. Исцелился? Спасся с их тонущего корабля? Оставил ее одну?
