Его огромное тело становилось невесомым, и его тянуло куда-то вверх, в пространство. Он уже готов был рвануть туда, где сиял белый ослепительный свет. Уже был взят разгон, и от скорости на виражах сладко ныло сердце. Он все мчался и мчался навстречу ослепительно полыхающему свету. Еще мгновение, и он сольется с ним, превращаясь в ничто, в такой же свет. Восторг и ужас охватывали душу, еще мгновение…
Но что-то вдруг снова напоминало о теле, что-то растекалось внутри него, и, кажется, искры летели от торможения в разные стороны. Нет! Неужели назад, в эту адскую муку? В тоску и боль?
Нет!
***
– Ну что?
– Кажется, пошло. Идиоты! Куда вы раньше смотрели?
– Так мы ведь думали…
– Да у вас тут думать умеет хоть кто-нибудь? Хоть один человек? Покажите мне его!
– Но мы ведь – не реанимация!
– Это точно. Вы только угробить человека можете. И вот еще что: завтра я его забираю к нам. Нечего ему у вас тут делать.
– Ну это мы еще посмотрим!
– Не насмотрелся за три дня? Человек чуть концы не отдал, пока вы на него смотрели! Нашли белую горячку!
– Одно другому не мешает.
– И ремни эти снимите, сейчас же.
– Снимем, снимем, да не волнуйтесь вы так. Может быть, чайку?
– В гробу я чаек ваш видел!..
Голоса сливались, оглушающее эхо било в мозг. Он возвращался. Спираль раскручивалась медленно, слепящий свет там, впереди, гас постепенно, и из горла рвался нечеловеческий крик: «Не-е-е-е-ет!!!»
Потом – провал. Полный провал без света и образов. Он выплывал иногда оттуда, видел перед собой что-то белое, пытался сосредоточить взгляд, разобраться, что это перед ним. Но не мог. Помимо его воли в сознание влетали какие-то образы. Веяло чем-то родным и знакомым. «Может быть, это Ты пришла, родная моя? Или это я к Тебе поднялся? Да если бы Ты знала, как была горька без Тебя жизнь! Какая пустота без Тебя там, в этом мире, заполненном людьми. Но я так и не оторвался от Тебя, не смог. Все искал, все чудилось мне, что это Ты там, в толпе, за поворотом. Что сейчас обернешься, увидишь меня, взгляды наши встретятся. Ты, мертвая, была для меня самой живой. Ты, несуществующая, была самой реальной. Ты, недоступная, – самой желанной была для меня все эти годы. Пустые годы. Накрой меня белым крылом своим, дай успокоиться. Может быть, Ты действительно стала ангелом?»
***
– Валер, я заполнила, посмотри. Ковалев Марк Андреевич. Пятьдесят шесть лет. Место рождения – Энск. Адрес, группа крови, анализы. Диагноз какой у него?
– Шизофрения под вопросом.
– Да-а?! А я вроде слышала…
– Милочка, ты пиши, пиши.
– Так, написала. Валер, а про сахар, что там?
– Это я сам запишу. Что-то ты такой уставшей выглядишь?
– Ой, не говори. Воскресенье, смена ночная…
– Мил, а мы, знаешь, что сделаем? Мы тебя в отпуск отправим! Хочешь?
– Издеваешься? Я девять месяцев только отработала.
– Целых девять месяцев? Так мы с тобой скоро юбилей справлять будем!
– Смейся, смейся. Мне муж дома такой юбилей устроит. Он и так уже что-то пронюхал.
– Так мы его успокоим. Где там мое любимое местечко?
– Валер, спятил? Смена кончается…
– Ничего, а мужа мы успокоим. Отправим тебя в отпуск, поедете вы с ним по путевочке…
– А путевочку нам дядя даст?
– Дядя. Дядя Валера. Так что с завтрашнего дня, милочка моя, так где у нас там…
***
Что-то пульсировало в голове Марка. Что-то барахталось в темных глубинах той пропасти, куда он летел уже целую вечность. Смерть отступила. Но на жизнь состояние его мало походило. Он плавал между ними, страстно мечтая теперь поскорее прибиться к берегу. Но – к какому?
Он умирал уже не раз. Когда ему было двадцать пять, аппендицит перешел в перитонит, врачи сделали все что могли, вышли к перепуганным родственникам, пожали плечами: «Ну что тут можно сделать? Поздно».
