— Джио! Что за глупости? Ты никуда не уезжаешь! — возмутилась его мать. — Достань вино. Нужно выпить за малыша.
Как только вылетела пробка, на кухню вошел Массимо, держа новорожденного на руках, и Джио почувствовал, как его сердце перевернулось.
— Они там занимаются женскими делами, — улыбаясь, сообщил Массимо. — Нас выгнали. Ну, bambini, что вы думаете о своем маленьком братике?
Он сел на корточки, дети мгновенно окружили его и уставились на малыша. Их попыталась утихомирить старшая, Франческа. Джио ощутил комок в горле при виде сплоченной семьи брата.
Новорожденный был драгоценным подарком для Массимо, пытавшегося построить счастье с Лидией после потери первой жены.
— Поздравляю, — мрачно проговорил Джио, глядя на дитя, мирно спящее на руках отца. — Он прекрасен. — Глаза младенца открылись и посмотрели прямо на Джио. Его пронзила боль, и он отошел со словами: — Очень красивый малыш. Передай Лидии, что она молодец.
— Скажи ей об этом сам.
— Не могу. Мне нужно ехать. Анита отвезет меня во Флоренцию.
Массимо нахмурился, задумчиво изучая лицо брата:
— С тобой точно все хорошо?
— Конечно. Я в полном порядке. Швы скоро можно будет снять. У меня просто вывихнута лодыжка. В любом случае мне нужно работать.
Брат медленно кивнул, словно не до конца поверил в это, но дети требовали внимания и хотели подержать младенца, а Джио молил о свободе.
— Теперь мы можем уехать? — с отчаянием спросил он Аниту.
Та открыла было рот, собираясь возразить, но Лука покачал головой.
— Просто отвези его домой, — посоветовал он.
Джио с благодарностью посмотрел на него. Лука не знал подробностей, но чувствовал, что что-то пошло не так — что-то, что невозможно исправить. И он решил облегчить страдания брата.
Итак, Анита снова сложила вещи Джио в машину и отвезла его во Флоренцию. Она отнесла вещи наверх и, понимая, что другой возможности не будет, начала:
— Джио, нам надо поговорить.
— Нет, — отрезал он. — Нам не о чем говорить, Анита. Это была интрижка на пару дней.
— Это любовь, — уверенно возразила она. — Я люблю тебя, Джио, и я знаю, что ты меня тоже любишь.
— Ты ничего не знаешь.
— Ты уходишь от ответа. Я до сих пор не знаю, почему ты пять лет назад разорвал наши отношения. Ты ничего не объяснил.
— Потому что нечего объяснять. — Джио отвернулся к окну; он не смог смотреть ей в глаза.
Анита вернулась к себе и зашла в спальню, которую они с Джио делили последние десять дней, забралась на середину кровати и от души разрыдалась.
Анита не стала звонить и узнавать, в порядке ли Джио. У него для этого есть два брата и сестра. А ей не следует соваться в его дела.
Соваться?! Молодая женщина посмеялась над собой. Она и так вовлечена в его жизнь целиком и полностью.
Анита попыталась отдаться работе, но, как ни странно, от счастья других людей ей не становилось лучше.
«Ты не можешь позволить себе потерять работу», — приказала она себе. Лучше быть чертовски занятой, чем сидеть в углу кожаного дивана — в его углу — и плакать.
Анита встретилась с невестой, с которой беседовала в тот день, когда с Джио произошел несчастный случай. Конечно, та была способна говорить только об этом:
— Я видела вас в новостях вместе с Джио Валтьери. Не знала, что вы друзья.
— Я знакома с его семьей всю жизнь.
— Там сказали… — Девушка осеклась и слегка покраснела. — Простите, это не мое дело. Так как он сейчас?
— Идет на поправку, наверное. Я точно не знаю. Сейчас за ним ухаживают его родные.
Или пытаются ухаживать. Анита не думала, что им приходится легко. С Джио так не бывает. Он будет сердитым, замкнутым и враждебно настроенным к любым предложениям или проявлениям заботы.
— Ну, вернемся к вашей свадьбе, — сказала Анита, переключаясь на работу.
Джио по настоянию Луки прошел обследование. В больнице сделали рентген его ступни, отклеили пластырь — что было не очень приятно, особенно там, где волоски, однако тугую повязку на лодыжке оставили.
Врачи сняли швы с его ноги и руки, попросили пошевелить пальцами и выписали.
Джио был счастлив. Ему хватило пребывания в больнице еще в первый раз. Вернувшись домой, он принял душ. Не лучшая идея, поскольку это напомнило ему, как они с Анитой занимались в душе любовью.