А свет чуть брезжил — мягок воздух,
Овеявший округу,
Она ж прекрасней гибкой лозы,
Капризная подруга,
С головкой грациозной.
Пылали щечки, взгляд блистал,
Она мне шла навстречу,
И дух мой волшебство впитал
Улыбки лгущей вечно.
Зачем я шел за ней — не знаю.
Деревья толстые — в плодах,
Трава в цветах для нас;
Но дух мой мертв, язык в устах
Стал нем в проклятый час.
Реально ли в воображенье
Она дала совет:
«Пусть юность будет наслажденьем».
Я не сказал ей: «Нет».
Я встал — вот весь ответ.
Она сломила ветвь любезно —
Ах, нет числа плодам! —
Сказав: «Пей, рыцарь, сок полезный
Для рыцарей и дам».
Не созерцать глазам слепца,
Не внять оглохшему — с отрадой
Усмешку дивного лица
И смех до жизни жадный.
Я выпил сок и ощущаю:
Огонь жжет мозг мой бедный,
И дух мой, кажется, уж тает
От сладостного бреда.
Сказала: «Что украдкой — сладко:
Где мера наслажденью?
А счастье — сокровенность клада.
Так что ж мы в отдаленье?»
«Так насладимся, пока можем, —
Сказал я безучастно, —
Там, на закате, в бездорожье,
Жизнь умерла для счастья.
Печально сердце, голос — тоже».
Нежданно — я и сам не ждал —
Я этот пальчик хрупкий,
И лоб ее поцеловал,
И лгавшие мне губки —
Но поцелуй лишь обжигал!
«От верности любовь верней, —
Я крикнул, — мое сердце — вот —
Трепещет, из груди моей
Для вас я вырвал этот плод!»
Она свое мне отдает.
Но запад каждый миг темней.
В поблекшем свете ее лик
Вдруг сморщился, поблек,
Средь вялых трав главой поник
Увядший вмиг цветок.
От этой девы, как олень, я
Сквозь ужас ночи убежал.
Но по пятам — подобье тени,
Так что от страха я дрожал, —