Три возраста Окини-сан - страница 68

Шрифт
Интервал

стр.

В едином движении сдвинулись бокалы:

Погибнем от чего угодно,
Но только б смерть не от тоски.
Нет панихиды похоронной,
Как нет и гробовой доски.
Но, даже мертвые, вперед
Стремимся мы в отсеках душных.
Живым останется почет,
А мертвым орденов не нужно.

Коковцев получил казенную квартиру в Кронштадте. Он решил прочесть «фантастический роман» адмирала Макарова!


* * *

Фантастика была слишком реальна. «Весь мир, – начинал Макаров, – был как громом поражен неожиданным известием о появлении грозного броненосного флота, принадлежащего какому-то государству, о существовании которого никто не знал». Где-то далеко в океане укрылась неизвестная страна с талантливым народом древней культуры. Наконец ему надоело жить в самоизоляции, он решил сбросить с себя покрывало тайны и «смело положить свой меч на весы равновесия всего мира». Макаров писал, что этот загадочный народ уже давно наблюдал за политикой европейцев, а «вечные интриги и притязания англичан окончательно вывели островитян из терпения, и одним взмахом меча они надеялись рассечь все дипломатические узлы, чтобы переместить центр политического равновесия на Тихий океан…» Коковцев позвонил Эйлеру по телефону:

– Леня, но ведь Макаров пишет конкретно о Японии!

– Ага, ты понял? – обрадовался Эйлер. – А дочитал ли до момента, когда островитяне разгромили все флоты мира? Потому что они изучили недостатки наших закос нелых флотов и создали свой флот – идеальный… Читай дальше.

Макаров писал, что непотопляемость – падчерица ' морского дела, флоты Европы пренебрегают ею, все внимание и деньги вкладывая в броню и пушки. Теоретически каждый корабль непотопляем, ибо разделен на самостоятельные отсеки, при заполнении водой лишь части их корабль обязан существовать! Но практически они тонут от любой дырки в борту. Почему?.. Только восторженный Ленечка Эйлер мог назвать статью Макарова романом. Какой там роман? Это же призыв к действию. Это пророчество о гибели…

– Вова, ты дочитал до конца? – спрашивал Эйлер.

– Нет.

– А жаль…

Коковцеву что-то мешало дочитать «роман», а что – не мог понять. Санки с морского льда вынесли его на кронштадтский берег. На балконе здания командира порта -подзорная труба на штативе, чтобы Макаров мог озирать всю эскадру, прямо из своего кабинета выискивая промахи в корабельной службе. В приемной теснилась притихшая очередь матросов и рабочих Пароходного завода. Кавторанг подошел к адъютанту Шульцу:

– Я прибыл представиться адмиралу.

В кабинет двинулся старый матрос Иван Хренков, неся на подносе кофе. Из дверей высунулась бородища Макарова:

– Владимир Васильевич, входите… – Он сразу заговорил круто и напористо, будто возражая кому-то. – Думаете, я на месте? Нет. Меня пошлют туда , где я нужен, когда наши дела станут плохи. А пока меня держат за этим столом, как собаку на привязи. Мое место там – на Дальнем Востоке…

Коковцев спросил, чем ему сейчас заниматься.

– Отправляйтесь в Четвертый экипаж, проверьте в библиотеке, что читают матросы. Это первое. Второе: в том же Экипаже, чтобы далеко не ездить, разденьте матросов догола и переставьте их на весы. Тощих и пузатых в три шеи гоните к врачам, пусть выясняют, отчего такая ненормальность, для флота неугодная… Желаю успеха. А вечером прошу ужинать ко мне.

С шести часов утра на ногах, Макаров неистово трудился в поте лица, принимая доклады, выслушивая дураков и умников, выезжая в порт, посещал корабли, все замечая, все перетрогав, оправдывая неудобную для него славу «беспокойного адмирала». В пять часов он возвращался домой и сорок пять минут спал как убитый. Пообедав в кругу семьи, запирался в кабинете с библиотекой, куда имел доступ только его вестовой. Макаров писал острыми, как штыки, карандашами, отбрасывая затупленные в сторону. Тихим голосом называл он Хренкову книги, которые надо подать, номера папок, которые следовало открыть. В восемь часов опять был свободен для службы, вызывал начальников, драил их, распекал, вставлял им «фитили» и подпаливал их снизу, требуя служебного рвения. К десяти вечера отправлялся в Морское собрание, где слушал лекции или сам читал их. Вернувшись домой, Степан Осипович писал новое или редактировал ранее написанное. В половине двенадцатого ночи, прихлебывая чай из стакана, диктовал машинистке письма друзьям, а гостиная уже наполнялась близкими ему людьми… Макаров разбудил дремавшего в кресле Коковцева.


стр.

Похожие книги