…Хиросо пробыл военно-морским атташе в Петербурге до 1901 года, после чего был отозван на флот в Японию.
* * *
Россия спешно стелила рельсы через тайгу и болота к Великому океану. До начала XX века оставались считанные месяцы, когда Англия открыла огонь в Южной Африке – началась война с бурами, и русские люди с большим чувством запели:
Трансвааль, Трансвааль, страна моя,
Ты вся горишь в огне…
Интеллигентная Россия перелистывала ветхие альманахи, изданные на стыке 1799 – 1800 годов, чтобы отыскать в них ситуации, схожие с 1899 – 1900 годами. Как это ни странно, люди, встречая XIX век, уповали на то, что он станет веком разума и безмятежного спокойствия. Но роковою нотой вонзались в розовые облака стрелы-строки Шиллера, который приветствовал рождение уходящего сейчас века словами: «Где приют для мира уготован? Где найдет свободу человек? Старый век грозой ознаменован, и в крови родился новый век». В эти дни историк Ключевский закончил предновогоднюю лекцию так: «Пролог XX века – это пороховой арсенал, а эпилог его – барак Красного Креста!» По всей великой стране, утонувшей в снежных сугробах, отстучали ходики в избах крестьян, откуковали кукушки в мещанских домиках на окраинах городов, хрипло и сдавленно отзвенели бронзою напольные часы в дворянских усадьбах – век XX вступил в свои права. Пулеметы расставлены, колючая проволока растянута. Дети, рожденные в эту ночь, будут баловаться картинками броненосцев, спешащих в Цусиму, они вырастут в огне мировой и гражданской войн, им стоять насмерть в 1941 году…
Были первые дни января, за окнами квартиры на Кронверкском солнечно сыпало морозной изморозью, всегда столь приятной для русского глаза. Коковцев проснулся в чудесном настроении, какого давно не бывало, возвращаясь из ванной, он игриво шлепнул Глашу полотенцем:
– Двадцатый век настал! Готовься срочно замуж.
– А я вам не эсминец, чтобы все срочно, – отвечала горничная. – Это вы там у себя на флоте командуйте…
Ольга Викторовна еще нежилась в постели, когда квартиру огласил телефонный звонок. Она окликнула мужа из спальни:
– Владечка, кто там в такую рань?
– Из-под «шпица»! От самого Тыртова…
Монархическая Россия еще не могла избавиться от династического генерал-адмирала великого князя Алексея; управляющим морским министерством был в то время адмирал Тыртов. Ольга, накинув халат, вышла к столу.
– Это свинство! – сказала она, намазывая маслом горячие гренки. – Все-таки не просто Новый год, когда бывают чинопроизводства, наступил новый век – хотя бы ради этого могли дать тебе чин каперанга. Ты больше других плавал!
– С колокольни виднее, – утешил ее Коковцев.
В передней ему услужала Глаша:
– Кашне. Треуголка. Сабля. Я вам подам шинель.
Напряжение нервов все-таки прорвалось:
– Сколько раз талдычить тебе, любезная, что шинель бывает в пехоте. Мы же, офицеры флота, носим форменное пальто…
Тыртов ожидал его, стоя посредине громадного ковра.
– Разговор для вас неприятный, – предупредил он.
Коковцев подтянулся, замер навытяжку. Только указательный палец, нервно дергаясь, отбивал дробь по эфесу сабли. Тыртов сказал, что пришло время послужить на берегу:
– Вы уже много лет на ходу или на подогреве. Ценз достаточный! Между тем флот имеет офицеров, годами ждущих корабельных вакансий. У меня списки перепол нены людьми, которые отвыкли от моря, а кавторанги согласны командовать хоть землечерпалками… Пора и честь знать! – заключил Тыртов.
Для Коковцева это был удар. Он отдал флоту лучшие годы своей жизни, не жалея сил для развития минного оружия, но сейчас его ретивость одернули. Тыртов понял его состояние:
– Вас охотно берет к себе в штаб вице-адмирал Макаров…
Степан Осипович занимал высокий пост военного губернатора Кронштадта и командира Кронштадтского порта. Служить под личным руководством этого человека Коковцев счел за честь для себя. Он сразу же согласился:
– Надеюсь, я останусь флагмином при штабе?
– Иначе и быть не может, – отвечал ему Тыртов.
Минный отряд устроил ему пышные проводы – с шампанским и речами, Владимир Васильевич провозгласил тост:
– Я был счастлив служить с вами, господа, и уношу в своем сердце любовь к вам и к нашим миноносцам. Если броненосцы приравнивают к боевым слонам, а крейсера к легавым, которых пускают по следу крупного зверя, мы, миноносники, похожи на скорпионов, готовых смертельно ужалить противника. Выпьем за наши будущие победы. Гимн, господа… гимн!
