— Что было у Майки? — спрашиваю я.
— Обычный запой, — отвечает Франк с гримасой отвращения.
— Был еще кто-нибудь кроме нас?
— Сосед в пижаме. Прилетел поскандалить, так как мы запустили проигрыватель на полную мощность в два часа ночи. Дал уговорить себя и даже сбегал за вишневой настойкой, наш кальвадос к этому времени уже кончился. Вернулся с вишневкой и заспанной женой в папильотках, но вполне симпатичной. К слову, папильотки она сразу же сняла.
— Припоминаю, дамочка в полном порядке. Помню даже, что она измазала тебя губной помадой, а я, чтобы отвлечь внимание мужа, занимал его разговорами о кибернетике. Кстати, что за тип?
— Этот в пижаме? Говорил тебе, сосед. Живет этажом ниже.
— Они были с нами до конца?
— А как же! Даже хотели остаться, когда мне удалось наконец выпроводить тебя из этого гнезда разврата. Думаю, что после нашего исчезновения они утратили интерес к веселью и вежливо пошли баиньки, потому что Майке в семь утра нужно было ехать на съемки.
— И поехала. Можешь быть уверен. У Майки железный характер. В восемь уже звонила мне, — говорю я.
— Звонила тебе? Откуда такая заботливость? — удивляется Франк. Издаю тихий стон бессилия перед лицом судьбы:
— Мы, кажется, обручились, — произношу я, опуская голову.
— Поздравляю, — говорит Франк с невозмутимым видом. — Ванда очень обрадуется.
— С ума сошел. Ты не проронишь ни слова! Что было дальше?
— Ничего интересного. Я отвез тебя домой, выгрузил у подъезда, уехал и, возвратившись домой, поставил будильник на 6.15, так как в 7 уже приходил поезд Ванды.
— Успел?
— Даже минут десять ждал ее, как и положено истосковавшемуся супругу. Вот и все. Вся ночь — как на ладони. Разве что ты успел совершить оба эти убийства уже после того, как вернулся.
— Такой вариант не проходит. Оба покойничка покинули этот мир намного раньше, вскрытие это покажет.
— Так, может быть, ты проделал это еще до того, как выбрался из дома?
— У меня железное алиби с шести вечера. Наш приятель Густав морочил мне голову по поводу планируемого убийства его тетки. Он слышал мой разговор с тобой и сам подбросил меня к твоему дому, так как пахло дождем и ни одного такси поблизости не было.
— Ты в броне с головы до пят, — резюмирует Франк. — Чего же ты трясешься, как мокрая курица?
В бар входит Ванда. Оглядывается по сторонам, видит нас, подходит.
— Привет, Монти, сто лет тебя не видала, приди в мои объятия, — декламирует она и забрасывает руки мне на шею. Нет на свете мужчины, который отнесся бы к такому с пренебрежением. Ванда слишком великолепна.
Усаживается на диванчике против меня, рядом с Франком, сбрасывает перчатки.
— Перехватишь чего-нибудь, — любезно предлагаю я, хотя состояние моего кармана не перевесит и того, что я уже выпил у стойки.
— Как примерная жена и хозяйка, я приготовила дома шикарный ленч. Тушеные зразы с грибами и ванильный пудинг — приглашаю вас, — говорит Ванда. — Дайте мне папироску.
Оба протягиваем пачки. Ванда вынимает папироску из пачки Франка, одновременно улыбаясь мне. Обаяние у нее потрясающее! Что-то вроде «девушки с косичкой в летних лагерях», хотя косички у нее нет, а есть супермодная короткая стрижки. У нее талант выглядеть в самом изысканном наряде просто и по-домашнему, и одновременно дьявольски соблазнительно — не знаю, понимаете ли вы, что я имею здесь в виду. Она невысокая, худенькая, изящная, тот тип женщины, в присутствии которой мужчина чувствует себя мужчиной вдвойне и немножечко старшим братом. Что-то у нее было с легкими, и с этих пор она должна следить за собой. Словом, она женщина, которую непрестанно хотелось бы брать на руки и переносить через поток. Потрясающая!
— Ты прелестно отдохнула, — заявляю я. — Выглядишь, как юная телочка.
— Открою тебе тайну, — говорит Ванда. — У меня железное здоровье, это только Франк воображает себе, что я такая слабенькая и ежегодно высылает меня на какие-нибудь скучные воды. На этот раз целых шесть недель я томилась в Бандоль.
Кельнерша ставит перед нею апельсиновый сок, и Ванда выпивает его одним глотком.
— Поехали к нам, зразы не могут слишком долго томиться в печи, — говорит она.
