– Всегда пожалуйста, – Дина коснулась ее руки. – Ты не обязана это делать.
– Обязана. Время пришло. Я и так слишком долго откладывала.
Она взялась за ручку двери, повернула ее и вошла в угловую комнату.
Бледно-желтые стены, занавески в сине-желтую клетку. На самой длинной стене прямо в центре нарисован большой ухмыляющийся паровоз. Выкрашенные в белый цвет детская кроватка и пеленальный столик придавали легкости пространству. Толстые ковры покрывали деревянные полы, а в углу стояло кресло-качалка.
Бостон встала посреди комнаты и позволила страданию захлестнуть ее. Она была рада этой пронзительной боли в сердце и молилась, чтобы на этот раз удалось заплакать. Дина подошла к ней и обняла за плечи.
– Мне жаль, – прошептала подруга. – Это действительно ужасно.
Бостон коротко кивнула.
– Когда ты была здесь в последний раз?
– Через неделю после его смерти. С тех пор я не возвращалась. Не уверена, что Зик вообще был здесь.
Дина вышла в коридор и вернулась с несколькими коробками.
– Давай все упакуем. Позже к нам присоединится Колин, чтобы помочь разобрать мебель. Тогда и перенесем коробки на чердак. Если ты уверена, что хочешь этого.
Бостон покивала головой.
– Хочу. Даже если бы мы с Зиком помирились, я никогда не стала бы использовать эту комнату для нашего ребенка. Лучше перенести сюда спальню для гостей.
– Думаю, это лучше, – согласилась Дина.
Она поставила одну из коробок у комода и начала открывать ящики.
– Тебе не обязательно оставаться. Я могу сделать все сама.
Бостон покачала головой.
– Мне нужно быть здесь.
Пока Дина опустошала ящики, Бостон подошла к креслу-качалке.
– Это нужно убрать.
– На выходных Колин отвезет его в женский приют в Мэрисвилле. – Дина посмотрела на нее. – Я догадалась, что ты не захочешь его оставить.
Бостон дотронулась до кресла. Прохладное дерево было прекрасно, ручная резьба в отличном состоянии. Но она сидела в этом самом кресле, когда умер Лиам. Она не могла позволить, чтобы оно осталось в доме.
Она опустилась на пол и подтянула колени к груди. Слез не было, боль утихла. Бостон находилась в комнате, но видела ее как будто с большого расстояния.
– Думаешь, я сломлена? – спросила она Дину.
– Нет.
Бостон повернулась к ней.
– Нет? Просто «нет»?
Дина улыбнулась.
– Ты исцеляешься, Бостон. Но на это требуется время.
– Я не могу заплакать.
– А я в последнее время плачу слишком много. Ты чрезмерно строга к себе. У тебя все получится.
Бостон выдавила из себя улыбку.
– Эта твоя терапия действительно работает.
– Она очень помогает. Я учусь отпускать ситуации. Все вокруг не должно обязательно быть идеальным. Мир не рухнет, если я не стану каждый вечер чистить зубы зубной нитью или если мои дети будут носить не ту одежду. – Дина понизила голос. – Я прибавила три фунта[41], и, кажется, меня это не очень-то волнует.
– Я набрала тридцать с рождением ребенка.
Дина покачала головой.
– Не меняйся, Бостон. Ты прекрасна такой, какая ты есть.
– Спасибо.
Дина вернулась к комоду. Бостон смотрела, как она достает из ящиков крошечные штанишки и распашонки. Там были носочки – такие маленькие, что казались сшитыми для куклы. Ее грудь сжалась. Бостон развела руки, будто впуская всю боль внутрь, и та обрушилась на нее сокрушительным ударом.
Бостон закрыла глаза, желая, чтобы навернулись слезы. Ей нужно было выплеснуть горе. «Пожалуйста, – беззвучно молилась она. – Пожалуйста».
Дина встала и подошла к шкафу. Бостон открыла глаза и поняла, что еще не готова. Еще нет.
– Сожалею, но должна сообщить вам, что у нас три вида учета, – сказала Мишель Сандерсон из-за своего стола в отеле «Ежевичный остров». – Сама гостиница, а также ресторан и эта чертова сувенирная лавка.
Дина выпрямилась на стуле, решив не показывать, что нервничает.
– Вы явно не фанат сувенирной лавки?
– Мы с моей деловой партнершей спорим по поводу инвентаризации. Можете представить, сколько у нас товаров, расписанных маргаритками? – с раздраженной улыбкой ответила Мишель, симпатичная женщина с темными вьющимися волосами и большими зелеными глазами. – Слишком много! Они повсюду, и Карли клянется, что их покупают. К несчастью для меня, она права. – Мишель вздохнула. – Пожалуйста, поверьте, я человек хороший. Не позволяйте моей нездоровой ненависти к маргариткам помешать вашей заинтересованности в работе.
