— Начну с начала.
Этель принялась читать вслух, выходило ни хорошо ни плохо. Первая глава начиналась со слов: «Стивен Дуайт надел чистейшие замшевые перчатки и подозвал такси. „Куда направимся, сэр?“ — спросил неряшливый водитель. „Отель „Тауэр“, как можно скорее“, — распорядился Стивен Дуайт звучно и властно».
— Слушай, — прервал Рэй, — Знаешь, куда идут Стивен Дуайт и его перчатки?
Этель нарочито вздохнула и закрыла книгу.
— Был ли ты утром на крыше? — спросила она.
— Нет. Был.
— Так был или нет?
— Ага. Везли на каталке рядом с каким-то стариком, он мне все уши прожужжал.
— О чем он говорил? Что с ним случилось?
— Не знаю. Желчные камни. У него сын в Йельском, похож на меня. Только из Небраски. Спрашивал, сколько лет, чем занимаюсь, что со мной стряслось. Господи Иисусе!
— А что ты сказал? — захотела узнать Этель.
— Какая к черту разница, что я сказал?
— Никто не узнал тебя, старина Джо Ротогравюра?
— Нет. Дай сигарету.
Этель достала сигарету из кожаного портсигара, лежащего в сумочке, подкурила, стараясь не испачкать помадой. Пересела на край кровати и вставила сигарету ему в губы. С закрытыми глазами он два раза глубоко затянулся, потом стал курить, как обычно курят, и посмотрел в окно. Наконец медленно к ней повернулся. Вялость с лица не ушла, но в глазах что-то затеплилось.
— Слезь с кровати, Коллинз.
— Нет.
— Слезь или ляг уже.
— Нет.
— Ну на минутку.
— Нет. Кто-нибудь может войти, Рэй.
— Никто не войдет.
— Войдет. Отпусти меня!
Поцелуй был долгим, но от страсти далеким. Этель отпрянула и пересела на стул. Рэй начал плакать во время поцелуя. Дрожь на его губах не обманула ее.
— Рэй, — сказала Этель, сидя на стуле. — Рэй, угадай, кого я сегодня видела?
Он попытался ответить что-то вроде: «…плевать, кого ты там видела».
— Хэлен Мастерсон, — Этель низко наклонилась.
— Она пришла посмотреть платье. Вся в норковых мехах, чуть не тонет в них. Застала Филлис у входа. Та ей сказала идти прямо к Пирсу и попросить, чтоб я показала то голубое, из Вога, я тебе показывала, помнишь?
Рэй, будто пытаясь хоть как-то остановить все это, сдавил руками голову и сбил прическу.
— Ну и мне надо было показать его. И что ты думаешь, она выдала? Ну, что же? «Как поживает Рэй?» Я сказала, что у тебя все хорошо. И тогда она спросила, когда мы поженимся. Я ответила, что сразу как только ты вернешься из Чикаго.
При каждом глубоком вдохе его нижняя губа дергалась, с шумом дрожала.
— Не знаю, почему Чикаго. Это самое далекое место, что пришло в голову, ну, кроме Калифорнии, но та совсем далеко.
Рэй вытирал слезы уголком подушки.
— Она купила голубое и еще два. Одно просто великолепное.
Этель встала, подошла к окну и повернулась к Рэю спиной. Она слышала дрожь его губ. Наконец та утихла, будто Рэй совладал с собой, теперь слышалось лишь подергивание горла.
— Этель.
— Да, — не оборачиваясь, откликнулась она.
— Подойди.
— Мне и здесь хорошо.
— Нет, подойди.
— Мне и здесь хорошо. Я считаю кирпичи.
— Этель, слушай, принеси лишь каплю. Это все, чего я прошу. Всего гребаную каплю. Этель, Господа ради.
— Я думала, ты не станешь этого делать.
— Слушай. Все, чего я прошу — лишь капельку. Я просто проверю себя. И все. Этель. Ты черт возьми знаешь, от гребаной капли ничего не будет. Этель. Повернись сюда гребаным лицом.
Она повернулась.
— Я не могу, Рэй. Ты знаешь, я не могу. Зачем ты просишь?..
— Можешь! Ты, черт возьми, знаешь, что можешь. Можешь принести гребаную каплю. Все, чего я прошу. Даю слово. Разве не хочешь, чтоб я себя проверил? Чтоб мне стало лучше? Посмотри на меня!
— Перестань, ты сейчас с кровати упадешь, — Этель подошла к нему, Рэй схватил ее за руку.
— Этель, любимая, я прошу тебя. Одну паршивую, гребаную каплю. Слушай. Есть мысль. Сейчас скажу. Можешь пронести во флаконе с духами. И оставить на этом чертовом столе. Никто ничего не поймет. Я смогу проверить себя. Слышишь?
— Слышу.
— И сделаешь? Ты сделаешь это, любимая?
— Нет! Перестань пожалуйста, — она отдернула от него свою руку. Он ее не удерживал.
Рэй вдавил взъерошенную голову в подушку, сжал губы, что дрожали в поцелуе, прищурил глаза. Дыхание потяжелело.