Он осторожно подул через перо на угли в глиняном горшке перед собой. Когда над горшком поднялось тонкое пламя, Куинн кинул туда катышек конопли и задышал глубже, наполняя сладковатым дымом легкие и силясь изгнать из головы все мрачные мысли о боли и мести.
Где-то на краю сознания он вдруг услышал плач ребенка, и это удивило его. Когда Ломази умирала, она не была беременной. Она вообще была бесплодна и страшно переживала, что оказалась для него плохой женой.
Куинн почувствовал, как вокруг него завихрился ледяной ветер, и, наконец, появились видения. Какое счастье, что они всякий раз посещают его, хотя он не учился этому искусству у предков! Видения соединяли душу и тело, в тюрьме они просто спасли его.
Куинн отогнал мрачные воспоминания и еще раз глубоко вдохнул сладковатый дым. Перед ним возникла Огненная Женщина, а в ушах настойчиво звучал плач ребенка, который сжимал ему сердце. Он уже полюбил этого ребенка, его переполняла нежность, хотелось бережно прижать к себе маленькое тельце…
Еще две женские фигуры появились рядом с Огненной Женщиной. Одна воинственная — холодная, суровая, много пережившая. Другая помягче — женщина, у которой сердце болело за всех.
Куинн медленно добавил в горшок шалфея и конопли. Женщины обнялись и втроем вступили в огонь, а затем из дыма появились два волка. Молодой сильный волк терзал клыками старого, матерого. Он рвал на части окровавленное тело, пока все не исчезло.
Но почему плачет женщина?..
Ритм ее рыданий сотрясал Куинна, и, наконец, боль пронзила его сердце. Он понял, что эта женщина потеряла ребенка. Но она плакала слишком тихо для такой боли — сдерживая и контролируя себя, страдая очень глубоко внутри.
Женский и детский плач слились воедино, загремел гром, и молния прорезала черные тучи. Затем появилось солнце, и радуга взметнулась над речными ивами, ветви которых клонились под порывистым ветром до самой воды. Перед Куинном вдруг возникла горная примула, расцветающая на глазах. Она душила старую траву, увеличиваясь в размерах. Сухие стебли травы превращались в скелеты, которые тут же рассыпались на ветру…
Куинн очнулся от холода. Он дрожал, ледяной пот проступил на лбу. Кто этот ребенок, которого ему так хотелось взять на руки? И почему женщина плакала так тихо, пряча свою боль?
Он откинул назад длинные черные волосы, а затем, улыбаясь, добавил конопли в горшок. Он понял значение своих видений: Кло Мэттьюз была Огненной Женщиной, а вместе с ней Дикие Ивы выходили на тропу войны.
Клубу не поздоровится.
Анжелика Гилкрист не была приятной. Образ холодной, суровой женщины опять появился перед ним. Она так стыдилась, что провела с ним одну ночь, когда он приехал в отпуск из армии, что вскоре сбежала в Европу. Стыдилась, что именно индеец лишил ее девственности и насладился ее белым телом.
Теперь, спустя годы, Куинн добился, что она первая отводит глаза при встрече с ним. Она до сих пор стыдится, что он знает ее прекрасное тело. Значит, помнит о той ночи. И ему нравилось думать, что она до сих пор вспоминает, как стонала от наслаждения в его руках, когда ей было девятнадцать лет.
Было уже первое апреля, и у Кло была запарка. В июне надо было отправлять в Чикаго каталог «Пинто Бин», представляющий ремесленные товары Лоло и его окрестностей. Сергей Чеславский, всемирно известный фотограф из Нью-Йорка, работавший на солидные журналы, был другом Кло. Он обещал найти время приехать и сделать фотографии для ее каталога.
Взамен он хотел испытать на себе прелести жизни ковбоя на Диком Западе. Чисто по-дружески Сергей назначил именно такую цену за работу, что Кло вполне устраивало сейчас.
Они с Анжеликой лежали на холме над домом Эдварда Ливингстона. Аромат трав и луговых цветов наполнял ночной воздух. Анжелика привезла из дома толстый спальник.
— Мне нужны инвесторы, — сказала Кло, всматриваясь в светящиеся окна дома Гейба немного в стороне. — Как ты думаешь, можно найти кого-нибудь?
— Я сама первая вложу деньги. Я достаточно богата, но меня это не радует, — заявила Анжелика, наводя видеокамеру с ночным объективом на дом Эдварда. — А для чего?
