Минута – и в доме косматого полная тишина. И сам косматый не храпит. Кот не поет. А вода в трубах не урчит.
Один глиняный портрет тихо-тихо что-то говорит речитативом. Так тихо, что не расслышать. Это нам не слышно. Кот все слышит:
– Женой была недолго я. Но верно я служила мужу. Теперь меня он изваял из влажной глины. Без плеч и рук. Без ног и зада. И головою не кручу. Сижу, как турок, на колу я.
«Странно все это. – Думает кот, зевая. – Глина, а говорит. У меня печень не зашлакована, селезёнка работает нормально. И ЖКТ в норме. Склерозом не страдаю. А что глина? Обыкновенная речная глина. Не каолин какой-нибудь, а обычная глина. Каолиновая порода. Что с неё взять? А туда же. Заговорила.»
Кот повернулся на другой бок. И тут же услышал голос косматого.
– Чего крутишься? Спать не даешь. До марта далеко.
Глупый он. Причем тут март? Мое либидо независимо от времен года исправно посылает в мой мозг сигналы. Уметь надо управлять своими эмоциями.
– Ты отчего среди ночи в окно полетел? Я знаю. Партнершу искать. Вот для чего.
Кот справедливо в ответ возражает:
– И ты полетел. Тоже партнершу искать?
Они бы и дальше спорили, но сон сильнее. Они незаметно для себя уснули.
Глине не спится. Томима глина подспудными желаниями. Косматый, когда лепил бюст женщины, сильно волновался. В определенной точке его организма отражалось его волнение. Вот и перешло это волнение на глину. Как тут уснуть? Голова-то есть. А остальное, чем можно было бы выразить волнение, отсутствует.
О, эта пытка! Быть глиной бессловесной и чувствовать волненье женщины в страданье желания быть поверженной любовью.
Ни кот, ни косматый этих слов не слушали. Полнолунье…
Сгущение астрального тела налицо. Как иначе объяснить тот факт, что глина, пускай и сгруппированная косматым в нечто похожее на лик человека, заговорила?
Луна завершает свой ход по небосклону северного полушария Земли. Солнце готовится заступить на вахту. Пора бы и косматому просыпаться. Что он и делает.
– Голод не тетка. Если голод не тетка, то и тетка – не голод?
Таким вопросом начал утро косматый. Кот притворяется спящим. Не имеет смысла покидать теплую постель. Все равно еды пока нет. Кислое молоко все выпито. Другой еды у косматого нет. Он опять пойдет в ближайший пункт питания, и там начнем жевать что-то непотребное. И название тому ужасное. Гамбургер. Не жалеет косматый свой организм. Мне тоже даст кусок. Кого благодарить, что сыру, а не этой отравы? Так рассуждает кот.
– Не притворяйся. Пойдем на рынок. Сегодня устроим праздник. Куплю курицу.
Поразительно! Косматый изменил себе.
Куриц на рынке не было. Перевелись куры на селе. Все перевелось. Один борщевик царствует.
– Что кушать будем, кот?
Народ оборачивается на косматого. Что за сумасшедший? Но еще больше они удивились бы услышав, что ответил косматому кот.
– Молоко опять.
– Нет. Куплю капусты. Отварим и обжарим.
– Но с молоком.
Настаивает кот.
– Уловил. С молоком.
Побрели косматый с котом прочь с рынка.
За поворотом тот самый пункт питания с обшарпанной надписью – гамбургеры.
Сейчас он зайдет туда. Я останусь тут. Убегу. Коту обидно.
Никуда кот не убежит. Дождется косматого, и они вместе вернутся домой.
Потом они будут есть отварную капусту с молоком. Косматый начнет читать свои стихи. Кот уляжется на лоскутный коврик и с большим удовольствием станет слушать косматого. И косматый, и кот совсем позабудут о глиняном бюсте. Тряпица высохла. Глина рассохлась и поясной протрет женщины покрылся глубокими трещинами. Он состарился и умер.
Глубокой ночью кот вылез на крышу. Полнолунье же. Там его и ударила молния…
Полный бред.
Две тысячи сто тридцать пятый год по старому летоисчислению и по новому «отапокалипсическому» – пятьдесят третий.
Мужчина с голым черепом и бритым лицом и женщина с копной шикарных белых волос сидят на берегу водоема.
– Помнишь, косматый, как мы с тобой летали в Таиланд?
– Где он теперь?
– Где весь Индокитай?
– Там царствуют головоногие. Я принял информацию, что их промысел стал выгодным бизнесом.
– Косорукие в этом доки.
– Ловля головоногих – единственное, что могут косорукие.
