– С Богом, с Богом, – махнул рукой Черевин. – Ступайте, полковник. И как узнаете что – сразу же с докладом ко мне.
Генерал вернулся в кабинет и велел Карпу подать чаю с лимоном ему и гостям.
– Хитрая рожа этот Пинхус, специально идиотом прикинулся, чтобы его не взгрели, – сказал он. – Проспал вчерашние события, а теперь крутится. Я помню, через полгода после назначения в Охранное начальником уехал он в Ново-Ладожский уезд к приятелю, а тут его неожиданно хватились. Стали над ним в сферах тучи сгущаться, так он как-то пронюхал об этом своим большим носом, и тут же в жандармское управление поступает телеграмма: поймали на станции Волхов двух злоумышленников, мужчину и женщину, с 16 пудами динамита. Генерал Оржевский, Дурново и товарищ прокурора в четыре утра экстренным поездом сей же час выезжают на место, а Пинхус уже там распоряжается. Дескать, раньше всех поспел. Правда, злоумышленники не злоумышленниками оказались, да и динамита никакого не было. Но Пинхусу благодарность, тем более, что на станции уже закуска была приготовлена. А вы тоже хороши! За что академика из квартиры выгнали?
– Так он прямо над послом живет! – сказал Артемий Иванович. – Мы уже и с посольским переводчиком знакомство завели.
– Ах, ловкачи! – покачал головой Черевин. – Этот ваш бразилец – самое непонятное во всей вашей истории. Ну, какое отношение может иметь он к заговорщикам, если даже таковые существуют? Он в Петербурге-то с восемьдесят восьмого года, пересидел здесь свою революцию, через три дня вновь представляться Государю будет. А?
– Может, он своими бразильскими алмазами революцию финансирует? – предположил Артемий Иванович. – У них у самих теперь республика, императора своего под зад ногой, извините-с.
– Чушь все это, – сказал генерал. – Он никогда ни о чем, кроме баб, не помышлял, я его знаю. Я вот другое подумал. Вы завели знакомство с переводчиком. Что вы можете о нем мне сказать?
– Очень подозрительная личность, ваше превосходительство.
– Кстати, капитан Сеньчуков, который у Пинхуса мыло ворует, не тот ли, за которым вы следите?
– По всему видать – тот, – ответил Фаберовский.
– Уж не на роль ли Клеточникова определили его заговорщики в Охрану? – задумчиво произнес Черевин. – И с бразильцем связан… Нельзя доверяться сейчас Секеринскому, если у него в Отделении шпионы могут быть. Карп, сообрази нам перекусить чего-нибудь… Нет, я не хочу кашку, я же вчера не пил ничего – я думал! Ты что утром от Варгунина принес? Ветчину с зеленым горошком? Ну, так мечи на стол. Кстати, господа, вы сны толковать умеете? А то мне сегодня сон странный приснился: разговариваю я с Государем об изменении нашего черевинского фамильного герба. Государь мне и говорит: «Давайте, говорит, Черевин, мы вам по белому полю змия зеленого пустим, святым Георгием пронзаемого». К чему бы это?
– К чинам, – не задумываясь, ответил поляк.
– К милости царской! – расцвел Артемий Иванович.
– А чем пронзает: пикой или как в прошлый раз – штопором? – встрял Карп. – Если со штопором, то известно, к чему.
– К чему же?
– Опять чертей с госпожой Федосеевой по углам ловить будете.
– А ведь правда твоя: в прошлый раз и штопор у Георгия в руках был, и поле на гербе уже белое было!
Пока денщик расставлял на столе тарелки и выкладывал на них горошек, Черевин рассматривал стоявшую на комоде фотографию в овальной рамке, на которой был изображен на фоне снежной крепости сам он в казакине, царь в тулупе, младший сын его Михаил, и Карп с деревянной лопатой.
– Надо бы портрет этого переводчика раздобыть, я б его в Париж французам отправил на опознание, – сказал генерал, отведя взгляд от Государя.
– А если у него нету портрета? – спросил Фаберовский. – Из конспирации?
– Тогда надо сделать. Уж извернитесь как угодно. Только силу не применяйте, – предупредил он, заметив движение Артемия Ивановича. – Вдруг он настоящий. Что-то мне говорит, что этот ваш переводчик только прикрывается послом и его попугаями для своих темных делишек.
– И с одним из посетителей сборища на Шпалерной по фамилии Депари, он, возможно, связан, – сказал поляк. – По крайней мере, он утверждал, что продает попугайские перья какому-то Депари.