– А что в квартире стырили?
– Полушубок денщика. И, кажется, какую-то групповую фотографию у туши медведя, но супруга капитана не может толком описать, кто на ней был изображен кроме капитана. На кровати в спальне валялась открытая шкатулка с орденами, но сами ордена все на месте.
– Что-то эти мазурики шукают: либо у вдовы Сеньчуковой, либо у капитана. – Путилин опять засунул щепотку табака в нос. – И это что-то – маленькое, если они шукали его в шкатулке и на генеральше.
– Но это еще не все, – сказал Вощинин. – Мы выяснили, что накануне нападения на генеральшу Сеньчукову в гатчинском поезде поляк участвовал в странном происшествии на крыше доме Балашовой, на Шпалерной.
– Это который раньше графине Клейнмихель принадлежал? Двухэтажный, рядом с бывшим домом Пашкова, где теперь французское консульство? Знаем мы этот дом, отлично знаем. И что же там делал наш польский мазурик?
– По крыше бегал. От капитана Сеньчукова.
Табакерка выпала из рук Путилина, просыпав табак на халат.
– Надо тебе капитана из горячки выводить, Платон Сергеевич. Давай-ка еще выпьем.
– Должен вам признаться, оба мазурика практически были у нас в руках. Но упорхнули птички.
– А вот у меня была прямо противоположная история. Я тебе не зря говорил: не найти, а поймать! Вызвали раз меня к графине Гендриковой. Дурепа была первостатейная. «Вы, Путилин, – говорит она, – все можете найти, так найдите мне любимого Коко.» У нее, у суки, попугай, вишь ты, в форточку улетел. «А не найдете, – говорит, – пожалуюсь Государю, чтобы он кого порасторопнее поставил.» Вышел я в растерянности на улицу. Что делать – ума не приложу. Решил уж у прислуги идти выяснять, как выглядел, чтобы такого же купить, ан глядь – а эта сволочь пернатая на тумбе у подъезда сидит. Я его в шапку сгреб – и назад. Большой успех был. Вот табакерка – полюбуйся, за тот случай дарена. А вы то чего же дзьобом клацали?
– Поставили мы за квартирой на Мещанской наблюдение, посадили в соседнем номере агента. Да вы его знаете – Василий Икоркин. Вчера ночью после случая у капитана Сеньчукова они в той квартире объявились. Василий следил за ними всю ночь. А утром они, видимо, обнаружили слежку и отравили его через замочную скважину карболкой. Уж на что Василий опытен – и ножом его подкалывали, и удавку накладывали, и обухом промеж глаз получал – а такого никак ожидать не мог.
– Неужто помер? – перекрестился Путилин.
– Слава Богу, доктор вовремя поспел. Он уж Василию и гашеной извести с сахаром давал, и глауберову соль, и молоко с известковой водой. Однако коньяком все же отпоил.
– Не возьму только в толк, Платон Сергеевич: они что Василию – лейку через замковую скважину вставили? И почему карболкой? Нешто обыкновенных ядов в аптеке не купить?
– Они его из гидропульта струей отравили, мы в комнате их инструмент нашли. Оказалось, что они все лето и осень при Санитарной комиссии дезинфекторами подрабатывали. И инструмент за ними числится несданный, у меня справка от санитарного врача Коломенской части Долинского имеется.
– А сами мазурики, конечно, ухряли?
– Ухрять-то они ухряли, но Василий, перед тем как его отравили, слышал, что они на Шпалерную собирались. Я туда тотчас людей послал, но они там пока не объявлялись. Управляющий сказал, что эти жулики как представители городской управы незадолго перед тем осматривали весь дом, проявив особое внимание к двум квартирам на втором этаже, и затребовав от него, Чреслера, список посещающих квартиры. Более того, в квартире на Мещанской после сегодняшнего обыска были обнаружены те самые окровавленные тряпки, которыми был перевязан сбежавший с квартиры капитана Сеньчукова человек. Так что это точно они.
– А где они закладку брали – уже выяснили?
– Я отправил людей, но хозяин сам явился в полицию. Терентий Ухабов.
– Ну они, я тебе скажу, и мастера! У Терентия Ухабова закладку отобрать! Я этого Ухабова еще по делу об убийстве протоиерея Свисторакова корнетом князем Несурадзе в 1888 году помню. Уж такой прожженный, ему бы с Несурадзе на каторгу следовало идти, так он еще грошей на этом поимел!
– Он сказал, что они показали ему открытый лист, и так пужали, что он даже фамилий со страху не углядел.
