– Куда мне ложиться, вот сюда? – спросила она у Фаберовского.
– Сюда, – буркнул он и, повернувшись к Сеньчуковой, взял шприц. Несмотря на выпитый ром, ему было стыдно вкалывать всякую дрянь этой женщине.
Ему почему-то вспомнилась жена во время их свадебного путешествия в Египет, и он решительно выпустил из шприца треть синей жидкости в пустую кювету. Приставша на диване шуршала юбками, а он боялся повернуться к ней, тупо глядя на шприц в правой руке.
– А вот эти розовые панталоны с кружевами я покупала в Париже в магазине Лурье на бульваре Капуцинов. Правда, они мне идут?
Шприц опорожнился еще на треть.
– Хозяин магазина сказал, что с такой прекрасной фигурой, как у меня, я могла бы блистать в парижском свете… Да вы совсем не смотрите на меня!
– Сейчас посмотрю. – Поляк выпустил остатки жидкости из шприца и повернулся. Приставша лежала животом на диване, выставив зад из многочисленных кружев. Фаберовскому стало жаль дырявить эту нежную кожу такой большой иглой, и он заменил ее на самую тонкую из имевшихся в железной коробке.
– Только вы отвлекайте меня как-нибудь, – попросила Сеньчукова и добавила кокетливо: – Я не привыкла, чтобы с моей попкой обращались столь безжалостно.
– Я уже заметил, пани, что вы едете не по тем рельсам. Вы в данный момент находитесь у доктора, а не у любовника, вот так-с.
– Ай-яй-яй-яй-яй! – взвизгнула вдруг приставша.
– Да погодите верещать! – прикрикнул на нее Фаберовский. – Я еще даже подойти к вам не успел.
– Я предпочла бы, чтобы вы были моим любовником, а не врачом, – сказала Сеньчукова, всхлипнув. – Но все равно отвлекайте и утешайте меня. Ай-яй-яй!
– Пани Сеньчукова, если вы не успокоитесь, я немедленно позову своего ассистента. Он вас отвлечет.
Сеньчукова обернулась и при взгляде на шприц опять всхлипнула.
– Зовите! – сказала она обречено. – Только поставьте ширму, чтобы он меня не видел.
Фаберовский загородил приставшу ширмой и вышел в гостиную.
– А что вы там так долго делали с моей дочерью? – подозрительно спросил Минус. – Она, между прочим, замужем за полицейским приставом!
– Не беспокойтесь, папаша, лекарство скоро подействует, и вас больше не будут волновать такие глупости. Пан Артемий, пройдемте со мной, мне нужна помощь.
– Я тут папаше Минусу рецепт старинный рассказал, как с болями в заду бороться, – сообщил Артемий Иванович, проследовав за поляком в кабинет. – Прописал ему теплые ванны, спиртовые компрессы и питательные клистиры. А тебе я на что понадобился?
– Отвлекать будешь пани приставшу. Я зайду за ширму, и как махну рукой сверху, начини ей что-нибудь петь, или спроси о чем-нибудь. Я ей тотчас укол сделаю.
– Я ей и без заговоров бы укол сделал, – пожал плечами Артемий Иванович. – Чего так церемониться! Но если тебе так охота, то отвлеку.
Фаберовский зашел за ширму к Сеньчуковой и поднес пустой шприц к ягодице. Приставша тяжело задышала и стала поскуливать.
– Я готов, доктор, – известил Артемий Иванович.
Поляк поднял руку и дал отмашку. Раздался нечеловеческий, жуткий грохот, более всего похожий на столкновение лоб в лоб на полной скорости двух паровозов. В тот же миг Сеньчукова взвизгнула, опрокинула ширму вместе с Артемием Ивановичем и бросилась прочь из кабинета, унося в заду соскочившую со шприца иглу.
– Ноги нашей больше в этом доме не будет! – крикнул Минус.
– Иголку-то казенную верни! – крикнул Артемий Иванович, выбираясь из-под ширмы с двумя медными тарелками, отнятыми у порубленного механического зайца.
– Но папа, мне совсем не было больно!
– Вот ваша игла, проходимцы!
– Как? – переспросил у Артемия Ивановича Фаберовский, в ушах которого все еще звенело.
– Вот ведь отродье! Мало того, что мы на ее папашу вакцину драгоценную потратили, так она еще и иглу от шприца пыталась прихватить! А ты чего рот раззявил, Степан, видишь же: у тебя в шприце иглы нету!
