— Белла, мне нужно идти, — говорю тебе, поправляя ремень сумки и забирая со стула куртку.
— Конечно… сейчас ночь, и ты должен… ох, Эдвард, прости меня, пожалуйста. Я больше никогда не стану звонить так поздно.
Так извиняешься… девочка моя, зачем же ты так извиняешься? Будто бы преступление совершила, ей богу.
— Ты можешь звонить мне в любое время, любимая, — заверяю, хохотнув твоему тону, — днем, ночью или вечером. Когда захочешь.
Ты хмыкаешь. Чуточку самодовольно, но в большей степени — с улыбкой.
— Спасибо, Эдвард. Спокойной тебе ночи.
Я ласково тебе улыбаюсь. Ты не видишь, но будь уверена, так ласково могу только тебе. И только тебе буду — кольцо в левом кармане пиджака подтверждает, что еще долгие, долгие годы. Можешь не сомневаться.
— А тебе хорошего дня, солнышко. Увидимся вечером.
— Вечером, — эхом отзываешься. Думаешь о скайпе и том, что к девяти, нажав на зеленую видеокамеру, вызовешь меня и будешь смотреть через экран ноутбука. Даже представить себе не можешь, что я на самом деле имею в виду… и хорошо. У меня наконец-то появился шанс по-настоящему удивить тебя.
Я отключаю звонок, успевая на полторы секунды раньше диктора, объявляющего информацию о посадке. Сверяю номер ворот с тем, что обозначен на билете, и иду, прихватив сумку, в нужном направлении.
Оставшееся время: четырнадцать часов. Я успею.
* * *
Синоптики, Белла, странные люди. У них есть особенность, характерная, наверное, только для этой профессии, говорить неправдоподобные вещи. Будто бы в то время, когда на небе ни облачка, на город уже как неделю движется страшный ураган. Будто бы тогда, когда дождь льет как из ведра, а не за горами уже начало оползней, температура резко взлетит до тридцати градусов, и наступит засуха — запасайтесь свежей водой.
Я с детства слушал их прогнозы скорее за тем, дабы усмехнуться на следующий день ошибочному сообщению, нежели узнать погоду. Это очень раздражало мою мать, я помню. И тебя, наверное, тоже раздражает… но по-доброму. Ты подшучиваешь надо мной этими прогнозами.
И теперь, хоть ты еще в сорока километрах отсюда и знать не знаешь о моем приезде, мне кажется, это очередная шутка. Я смотрю на экран телевизора, поставленного в зале прилетов, и на человека в капюшоне, буквально прилипшего к микрофону, и не верю ни единому слову.
В Лос-Анджелесе я читал, что возможен снег, призванный подарить жителям Суррея истинное новогоднее настроение, а ты сказала мне об обещанной низкой температуре… но чтобы циклон, метель и ураган? Чтобы за десять часов моего полета Англию замело настолько, что движение остановилось?
Мы кружили в воздухе полчаса, ожидая помощи при посадке. Никто, похоже, не ждал подобного. Неужто синоптики в первый раз за всю свою историю оказались правы?
Опять же, несвоевременно. И очень, очень неправдоподобно…
Впрочем, как бы там ни было, я все же долетел, моя девочка. И я в Англии — в часе езды от тебя. Ты читаешь свою «И эхо летит по горам», жалея о судьбе Мальчика-Колькольчика и его отца, ненавидя «пришельцев», срубивших столетний дуб, и находишься в сладком неведении. Тебе грустно, я знаю. Тебе одиноко — поэтому я здесь. И я сделаю все, Белла, чтобы больше такого не повторилось. Чтобы больше ни Новый Год, ни Рождество, ни какой иной праздник нам не пришлось встречать по две разные стороны океана.
Ради такого дела я даже сломаю собственный непокорный язык, подстроив его под британский акцент, и перееду сюда. В твою маленькую и уютную деревушку.
— Гражданам не рекомендуется покидать свои дома из-за сильных порывов ветра. Движение на дорогах, за исключением центральных улиц, парализовано, — монотонно, то и дело прикрываясь от сотни снежинок, сообщает диктор. Уже сам ненавидит свою работу.
Я не слушаю его сообщение до конца. И не стою на месте, как большинство зевак, недовольно обсуждая нелетную погоду.
Слава богу, не имея багажа — плюс спонтанных решений и быстрых перелетов, — прохожу через зону досмотра, практически на ходу доставая компьютер из сумки и складывая обратно.
Направляюсь к прозрачным дверям аэропорта, медленно кружащимся в ожидании прохожих.
