Три дня в Иерусалиме - страница 8

Шрифт
Интервал

стр.

Кто-то сунул Тою горсть орехов:

— Ты, говорят, совсем не спал? — Той кивнул, разгрызая засушенную в соли арбузную косточку. — Марокканский деликатес, — подмигнул ему охранник.

— А мне нравится вкус, — поблагодарил Той.

Из своей палатки вылезла медсестра. Она уже успела переодеться и теперь умащивая свое тело маслами из сумки для оказания первой помощи. Увидев пацанов с клаксоном, она крикнула им что-то по-арабски.

— Ты что, не знаешь арабский? — Наседала медсестра на самого шустрого. — Вас, что, не учат в школе арабскому?!

— Кричала она в след невозмутимо удалявшимся пацанам.

— Ты что, всю ночь не спал? — Спросил Тоя мальчишка, надпивая кофе из пластикового стаканчика, переданного охранниками Тою.

— Не спал. — Той забрал стаканчик.

— Я тебя видел ночью. — Улыбался мальчишка. — А что ты делал?

— Ходил кругами. — Ответил Той.

— И все?

— Но ведь это же кайф! — Настаивал Той.

И пацан согласился. Он согласился только после того, как Той объяснил ему, какой, оказывается, кайф вот так ходить ночью кругами.

— Посмотри, — говорил Той, — посмотри вокруг! Ведь все это кайф. Посмотри на небо, на солнце, на деревья! А воздух! Ты чувствуешь, что здесь за воздух! Здесь ощущаешь дух Иерусалима!

— Нахон[9]. — Согласился пацан. — Меня зовут Эли. А ты русский, правильно?

— Да.

— Ты папа Мирика! — Просиял Эли. — Я тебя узнал. Мы с Мириком друзья.

— Значит ты — такой же бандит, как и мой сын.

— Он — хамуд[10]. — Защищал сына от отца Эли.

С этим настроением Той стал собирать воедино все впечатления сегодняшнего утра. Он поднял голову и увидел, как непременный соглядатай Луна, сама превращалась в одно из тех облаков, которое, шипя под неистовой силой солнечных лучей, спешило исчезнуть из этого мира. Покинуть его. На время. Часы засуетились, и стали подгонять все механизмы, имеющиеся в этом мире. Механичном мире механизмов, подчиненных законам. Законам физики.

Теперь этот мир был уже далеко от Рассвета. Днем Бог во всем полагается на людей. И Луна спешила вслед за ночью, оставить на это время мир, отданный Богом людям. Той почувствовал усталость

4. На закате

Бродяжничая по горам в окрестностях Иерусалима, Той не переставал восхищаться небом, которое нависало над ним то голубым миром, то голубым куполом, то просто прозрачным, светящимся пузырем… Лучи солнца прогибались под тяжестью света и становились меридианами, исходящими из одной точки.

Единственной точки. Точки, не имеющей ни формы, ни размера, ни объема. Это то, что он помнил из математики.

Солнце превратилось в точку, на периферии его мира. И едва Солнце становилось периферией, как Земля превращалась в центр Вселенной. А он, затерянной на этой земле песчинкой, устремлялся в бесформенную, не имеющую ни размера, ни объема, ни формы, точку…

Многочисленное войско подростков, облаченное в единую форму, едва ли размышляло над подобными парадоксами. Они еле волочили ноги, капризничая и стеная, придумывая себе недомогания, оговаривая себя, и друг друга, в надежде, что их снимут с маршрута. Некоторые дезертиры невероятными усилиями добивались того, что их передавали в руки охраны, и изможденные охранники вынуждены были сопровождать их назад, к автобусам, а затем снова проделывать нелегкий путь по горам, нагоняя растекающееся в жаре и пыли войско, чьи белые футболки с девизом: " Мир с Голанами» по-прежнему были белыми, но пот и пыль превратили их белизну в цвет поражения. Это была грязь капитуляции, полного бессилия.

Той вспомнил сегодняшний рассвет и подумал о том, как далек теперь он сам от тех божественных ощущений.

Сколь инородными теперь выглядели его прозрения. Какими невероятными, пустыми и смешными казались ему теперь рассветные откровения. И он горько усмехнулся, вспомнив себя, возомнившего черт знает что!

«Неужели не получилось? — Стучало в груди. — Неужели теперь всю оставшуюся жизнь я буду винить себя в этом?»

Он стоял на закате, провожая усталое Солнце. Он видел, как садилось оно где-то там, за горами, уступая место надвигающейся тьме. Той самой тьме, с которой и начинаются любые поиски самого себя. И Солнце мудро уступало мир тьме той самой Иерусалимской ночи, вслед за которой приходят волшебные как рассветы прозрения…


стр.

Похожие книги