Короче, она вошла и оказалась в полной темноте. Но она вовсе не растерялась — не такой она была человек, а спокойно протянула руку вправо и стала нащупывать выключатель.
Вспыхнул свет, она осмотрелась, определяя, куда направиться дальше, как с удивлением поняла, что оказалась в каком-то другом месте. Да, в своей собственной квартире. «Что такое? — подумала Червоная дама. — Что происходит? Ведь я совсем не пила…»
И не из таких она была, кто сначала думает, а потом действует. Она всегда действовала. Так что без раздумий отправилась в глубь квартиры и тут же наткнулась на своего мужа, который ушел от нее несколько лет назад… Если точнее, ровно четыре.
Сколько раз потом днями и ночами она перетирала этот день и этот разговор: что ему сказала она, да что ей сказал он, да как бы надо было сказать, да что ответить. Как лучше, как правильнее, чтобы все стало на свое место. Но теперь что-то как бы сдвинулось в ее голове, и она стала такой, какой была четыре года назад. И думала также, и чувствовала. Противостоять этому было невозможно, хоть и одновременно она, раздваиваясь, наблюдала за собой со стороны, глядя, как через стекло, страдая от бессилия.
Он и раньше ей изменял, но она как-то смотрела на это сквозь пальцы. С кем не бывает? Мелькнуло и прошло. Ведь он был хороший муж и хороший отец. Но на этот раз было что-то другое. История эта продолжалась уже несколько месяцев, регулярно кто-то звонил, и когда она брала трубку, слышала лишь осторожное дыхание, а когда говорила: «Але!» или «Вас слушают!» — связь отрубалась.
Наверное, нужно было перетерпеть, да, конечно, мудрее всего было бы перетерпеть, переждать — именно так поступают мудрые женщины. Но, как оказалось, она не была мудрой женщиной. А может, в тот день у нее самой было не то настроение — погода, плохой сон, да просто не с той ноги встала. Короче, ее понесло…
Он сидел к ней спиной, и она видела его чуть сгорбленную спину, уже начинавший светиться затылок, чуть оттопыренные уши. И от этого его вида она почему-то впала в еще большую ярость. Вот, лысина светится, уши торчат, а туда же!
«Негодяй! Негодяй! — бушевала ярость в душе у Червонной дамы. — И я должна это терпеть! Я должна терпеть! Не буду терпеть!»
И ее прорвало.
— Кто это тебе звонит все время? — спросила она напряженно-ледяным тоном.
— А кто звонит? — спросил он тоже напряженным голосом.
И Червонной даме даже показалось, что проступающая сквозь поредевшие волосы кожа на его затылке чуть покраснела.
— Это я у тебя хочу спросить. Со мной не говорят, на меня только дышат.
Вот с этого и началось… Она встала не с той ноги… И погода… И поза, в которой он сидел, спиной, чуть сутулясь, поза, вызвавшая у нее особенную ярость… Да, даже поза! А ведь он совсем не хотел уходить тогда из дома. Да, погода, мокрый снег, да, устал, да свое, как у каждого, свое собственное настроение, когда бы просто посидеть в уголке на диване, уставившись в телевизор и ни о чем не думая. Она же, Червоная дама, распалялась все больше. И по-своему она, конечно, была права. Сознание этой правоты поддерживало.
Да, она — фундамент их существования, камень краеугольный, верная подруга, труженица. А он — просто негодяй, помойный кот, старый импотент, да! Тридцатилетняя Лолита? Чего уж там! Пора искать помоложе! С его-то развращенностью как раз.
Она кричала долго, летала, как на крыльях — огромных, черных, перепончатых крыльях, как у летучей мыши. И вот уже взлетела высоко-высоко — на вершину ораторского искусства, все было ясно и просто, как на ладони — она жертва, а он — негодяй. Она права, а он — тысячу раз нет. И он должен это понять.
Наконец, речь ее была победоносно закончена. Он встал и повернулся к ней лицом. Он был очень бледный и угол правого глаза подергивался.
— Ты меня никогда не любила… — сказал он тихо и даже жалобно. — Да, работа, дом, дети, хозяйка… Ты лучше всех! Но меня ты никогда не любила…
