— Порядок, Саня, полный ажур! Три стольника в кармане! — Глазов тяжело погрузился в машину, подмигнул. — Ты бы видел, как он трепыхался. Даже зрачки у него дрожали. А я хоть бы что. Разулся, достал кусочек. Он его смотрел, почти нюхал. Я ему говорю: ты кусни его на зуб. А он ножичком таким врачебным…
— Скальпель называется, — подсказал Павлов.
— Ну да, скальпелем так поскреб. Потом говорит: почему пористый? А я ему: это ты у моей бабушки на том свете спроси.
— У какой еще бабушки?
— У такой! Ты думаешь, я сказал, что это ты мне дал порошок, а я сделал слиток? Эх, конспиратор! Я ему лапшу на уши повесил, что у меня от бабки наследство осталось. Чтобы у него подозрения не было. Держи гроши. Шесть бумажек по пятьдесят. Было сразу в руках столько?
— Чужие — да, свои — нет. — Павлов, не считая, положил деньги в карман. — Ладно, Витя, идем в ресторан, гульнем маленько. Но сначала я машину в гараж поставлю и переоденусь. Дома скажу, чтобы не спрашивали лишнего, — у тебя день рождения.
— Вот молодец, учишься конспирации! — Глазов хлопнул Павлова по плечу. — И как тебя в армии на хорошем счету держали, товарищ старший сержант? Да еще в ГДР?
Так получилось, что в свои двадцать три года Александр Павлов был в ресторане два раза, после увольнения из армии, когда возвращался с товарищами в поезде Берлин — Москва домой. Но говорить об этом Глазову не стоило, потому что Витька, который был немного старше, сразу бы обозвал его салагой, а Павлову больше всего на свете хотелось казаться взрослым и самостоятельным, многое повидавшим в жизни. Вот почему через два часа после продажи золота в черном, свадебном еще костюме с белой рубашкой и красным галстуком он со скучающим видом человека, для которого вечернее посещение ресторана так же привычно, как утреннее бритье, вошел в полутемный зал, пропахший табачным дымом, и, остановившись у столика метрдотеля, небрежно похлопал по тучному плечу женщину в синем платье:
— Нам бы отужинать, мамаша, скромно, но со вкусом.
Метрдотель повернулась, встала и оказалась молодой женщиной с мощными формами и низким голосом. Глянув на Павлова сверху вниз, она вспыхнула:
— Я тебе не мамаша, сынок, а ты мне не дедушка. Топай за любой стол и жди!
Павлов передернул плечами, что должно было, по его мнению, означать полную бестактность собеседницы, и пошел в зал. Глазов, чуть нагнувшись к нему, прошептал:
— Саня, не обращай внимания. Они все тут дуры невоспитанные. Не то, что за границей.
— Вот именно! — Александр выбрал столик в самом углу, откуда хорошо просматривался зал, сел, ослабил узел галстука, закинул ногу на ногу, небрежным движением бросил на скатерть пачку сигарет и спички, согнул руки в локтях так, чтобы были видны красивые запонки, подаренные на свадьбу Верой.
— Саня, — Глазов ласково хлопнул его по спине, — ты молодец, это ж мое любимое место. — И громко щелкнул пальцами: — Светик!
К ним подошла худенькая официантка. Глазов подмигнул ей и показал пальцем на Павлова:
— Сегодня это — мой шеф. Знакомься — Александр.
Павлов привстал, тряхнул чубом, пожал официантке руку и хотел поцеловать пальцы. Девушка, смутившись, отступила на шаг:
— Вот еще глупости. Вы случайно не родственник Есенину?
— Точно! — громко засмеялся Глазов. — Прямой внучатый племянник. Ладно, с этим потом. Нам, Шаганэ, для начала двести водочки, поскольку больше Указ не позволяет. К ней салаты, заливное, пару пива. Ну и что-нибудь горячее. А потом видно будет.
— У нас вообще-то ругаются, — сказала официантка Павлову, который чиркнул спичкой и прикурил сигарету.
— Мне, милая, можно, — Александр вздохнул и прикрыл глаза, — я — оттуда, — он показал большим пальцем себе за спину. — Скажите, оркестр будет? «Цыганочку» заказать, к примеру, «Одессу», или «Тонкую рябину»?
— Будет, мальчики, все будет, даже милиция, если напьетесь. — Официантка записала заказ и ушла.
— Ну как? — спросил Павлов.
Глазов тоже достал сигареты, закурил, поглядывая в зал:
— О чем речь, Саня? Ты — высший класс! Сразу видно, что бывалый парень. Пока дама на кухне, скажи, сможем мы с тобой еще раз песочком разжиться? Три сотни — это, сам понимаешь, для нас мелочь. Так, три вечера в кабаке посидеть.
