— Величать меня, молодой человек, красиво — Елена Петровна, — ответила повариха и неторопливо пошла на кухню.
Серегин едва не подавился от неожиданности. И потому, что его назвали молодым человеком, и потому, что уж очень по-царски представилась ему повариха. Он с минуту молча уминал картошку с мясом, потом повернулся к раздаче:
— А меня, Елена Петровна, еще никто не звал Василием Митрофановичем. Все больше Вася да Серегин. — Он налил до краев кружку темного чаю, отхлебнул — сладкий. — И где ж ты, Елена свет Петровна, в нашем городе каши варишь? В какой столовой такая вкуснота бывает?
Повариха выключила плиту и вытерла полотенцем руки:
— Я на машиностроительном заводе бригадиром работаю. А вкусно готовить — это мое хобби, Василий Митрофанович. Когда-то в юности пришлось в столовой котлы ворочать. А вы — шофер?
— Ага, — Серегин допил чай, собрал посуду, отнес к раздаче. — Сколько я вам должен, хозяюшка?
— Сорок семь копеек.
— Всего-то? — удивился Серегин. — Накормила, понимаешь, на неделю и так дешево? Ну, прямо коммунизм настоящий. — Он порылся в кармане, достал рубль.
— У меня сдачи нет, я всю мелочь уже сдала. И потом здесь талоны, платить надо в бухгалтерию колхоза.
— Елена Петровна, — Василий прилег на широкий подоконник раздаточного окна. — Извините, конечно, но у меня появилось желание отблагодарить вас по-настоящему за вашу доброту.
— Это как? — Она уже сняла белый халат и осталась в легком голубом платье.
Серегин отвел глаза от поварихи в темно-синее окно.
— Очень просто. Вы говорите, что давно не были дома. Отсюда до города всего-то полста километров по хорошей трассе. Какой-нибудь час. Я могу вас подбросить.
— Правда? — обрадованно вспыхнула Елена Петровна и улыбнулась так открыто и беззащитно, что у Серегина приятно дрогнуло сердце. — Нет, спасибо, Василий Митрофанович. Я не успею назад, а мне в пять утра надо быть уже здесь, мы ведь в шесть открываемся. Так что извините.
— И это не проблема! Я вас и обратно отвезу. Вы долго будете дома?
Елена Петровна нерешительно прижала палец к губам, посмотрела на Серегина исподлобья:
— Вообще-то мне только платья сменить да внука проведать. Ну, час, не больше.
— Боже мой! — воскликнул Василий. — И вы еще сомневаетесь? Да мы с вами к двенадцати ночи уже вернемся. Даю слово! Дорога отличная, дождя нет. Ну, решайтесь!
— Но вы же целый день работали, устали, вам отдыхать надо.
— Елена Петровна, я человек железный, вот увидите!
Это была не поездка, а чудо. Когда он бросил, словно игрушечные, три полных мешка картошки, выписанные Еленой Петровной в колхозе, за высокий борт машины, а она села в кабину и сразу наполнила ее запахом каких-то нежных духов, всю дневную свинцовую усталость Серегина сняло как рукой.
— Елена Петровна, признайтесь, что вы меня обманули, когда сказали про внучка? Муж ждет — это я поверю. Внук — неправда!
— Ну, почему же? — наивно и мило удивилась она, подставив в открытое окно руку упругому теплому ветру. — Моей дочери девятнадцать, мне тридцать восемь и только в конце года будет тридцать девять. Так что я уже бабушка. И внука зовут Максим.
— Великолепно! Просто поразительно! А муж намного старше вас? — Серегин, внимательно глядя на пустую дорогу, ловко закурил и опустил руку за дверцу, спрятав от ветра огонек в кулаке.
— Муж у меня был. Но я развелась с ним давным-давно. Он умер в Магаданской области, — Елена Петровна вздохнула высокой грудью.
— Срок отбывал? — невольно вырвалось у Василия.
— Нет, сам уехал на прииски. Мы развелись, потому что он пил и изменял мне. А когда я его не простила и прогнала, сказал, что вернется из Магадана и озолотит свою Елену Прекрасную. А сам через год простыл и умер.
— Вам изменял? Что-то не очень верится, — Василий покосился на Елену Петровну и покачал головой. — Слепой он был, что ли?
— Знаете, есть такая пословица: что имеем — не храним, потеряем — плачем.
— Да, история. Вы меня простите, что я вот так, с расспросами.
— Ничего, Василий Митрофанович, дело это прошлое, почти все забылось. Да и не одна я теперь, у меня дочь, зять и Максимка. И на работе ценят, зря у нас бригадиром не ставят.
