Эмоциональность Люсинды и ее ощутимая назойливость отталкивали Пенелопу. Чем выше Люсинда, так сказать, задирала эмоциональную громкость, тем больше Пенелопа отдалялась, пытаясь снизить возникающую в общении с матерью чрезмерную стимуляцию. Скоро стало понятно, что Пенелопа терпеть не может разговаривать с матерью не из-за того, что Люсинда была плохим человеком, а из-за того, что ее бурная энергичность выводила девушку из равновесия. Пенелопа сказала, что ее отец, очевидно, интуитивно понимал, много или мало нужно сказать, особенно когда речь заходила о вопросах по поводу ее исследования для диссертации; а вот вопросы матери явно раздражали Пенелопу.
Более того, из-за повышенной чувствительности Пенелопа воспринимала вопросы Люсинды как неприятную стимуляцию, почти как нападки. Люсинда же, очевидно, просто не могла настроиться на одну волну с дочерью, приспособиться к ее чувствительности.
Пенелопа пыталась отдалиться от матери, чтобы снизить идущий от нее поток чрезмерной стимуляции, но отдаление приводило к тому, что Люсинда начинала ее эмоционально преследовать, и это перерастало в порочный круг. Чтобы вы не сочли историю Пенелопы очередным примером беспочвенных обвинений в сторону матерей, позвольте мне сообщить, что Пенелопа крайне болезненно реагировала, когда ее атаковал вопросами кто угодно, не только ее мать. Например, мне приходилось постоянно следить за тем, что я говорю Пенелопе, тщательнее, чем практически со всеми остальными пациентами – настолько легко она перевозбуждалась и начинала путаться в мыслях.
Те, кто, подобно Пенелопе, приходит в возбуждение от малейшего стимула, как правило, очень чувствительны; их выбивает из колеи малейшее превышение уровня стимуляции. Мы почти никогда не испытываем скуку, потому что очень часто стимуляция перевозбуждает нас, а наша система борьбы или бегства работает на полную мощность. В условиях чрезмерной стимуляции мы чувствуем себя переполненными, перевозбужденными, беспокойными, раздраженными или испуганными. Загруженный мозг как он есть.
Люди сильно отличаются по степени возбуждения, в одних и тех же ситуациях возникающего в их нервной системе. У каждого из нас есть своего рода заданная величина, определяющая, какой уровень исходящей от окружающего мира стимуляции является для нас оптимальным, так, чтобы он был для нас не слишком низким (и мы не чувствовали бы скуку, подобно Джереми) и не слишком высоким (и мы не чувствовали бы себя оглушенными, подобно Пенелопе).
Большинство из нас находится где-то между Пенелопой и экстремалом, расхаживающим по крылу летящего самолета; нам нужна умеренная стимуляция для того, чтобы достичь оптимального уровня возбуждения и чувствовать себя бодрыми, собранными и внимательными. В условиях слишком слабой стимуляции мы испытываем скуку, вялость, сонливость и равнодушие. Мы ищем какое-нибудь средство взбодриться, например кофеин. В условиях слишком сильной стимуляции мы испытываем стресс, перегрузку и ошеломление. Цель – найти золотую середину. Чтобы уровень внимания был оптимальным, наше психическое возбуждение должно быть не слишком сильным и не слишком слабым. Тогда мы будем расслабленными, а наш разум – бодрым, но не перегруженным. Нередко это соответствует состоянию потока, описанному Михаем Чиксентмихайи.
Для достижения оптимального состояния необходима достаточная, но не избыточная стимуляция, такая, при которой вас бы не переполнял адреналин и другие гормоны стресса. Тогда вы чувствуете в себе энергию, уверенность и заинтересованность, ваш разум ясен, вы способны управлять своим вниманием и концентрироваться на том, что считаете нужным. Обратите внимание, что уровень стимуляции, избыточный для одного человека, может оказаться недостаточным для другого. Цель для каждого из нас заключается в том, чтобы осознать связь между уровнем стимуляции и собственным состоянием, а затем подобрать уровень стимуляции, оптимальный для себя.
