— Русова я почти не знаю… — продолжал Маслов, — так, встречал, как-то слушал его выступление на партийном активе. Заметь, Иван Ильич, — на партийном активе. Слышал, что сватали его на комсомольскую работу. Он почему-то не пошел. А парень вроде серьезный. Спрошу у Захарова — проинформирует.
— «Проинформирует»! Ты мне это, Игорь Сергеич, брось. Знаю ваши информации. Распишут, разукрасят, а как копнешь… Ты о недостатках этого Русова спроси. Пост ведь ему доверяем, пять человек, а они не ангелы… Как оно все сочетаться будет, смекаешь?
— Смекаю! — повторил за ротным Маслов.
Воронин вроде бы повеселел, перестал стучать карандашом по планшету. Взглянул на замполита, улыбнулся, как умеют улыбаться сильные, знающие себе цену люди. Выцветшие глаза осветились гордостью: «А вообще-то мне плохого сержанта не дадут».
— Надо к ним завтра съездить. Как настроение и прочес…
— Съезжу обязательно, — кивнул Маслов.
Недавно были они вдвоем на посту 33. Недостатков там уйма, но в этот раз надо отдать должное Воронину, кипятиться он не стал.
Сказал только, что воины поста 33 стоят не на должной высоте, что здесь дом отдыха, а не боевой пост, что Кириленко не научился руководить комсомольцами.
А ко всему расчету относилось: «Уважаемого вами командира Рогачева хотелось бы спросить, будет ли на посту порядок».
Странное воздействие оказывала на солдат такая речь. Они сидели тихие, виноватые, и только Славиков, глядя нм носки ботинок, грустно улыбался.
Неспроста Маслов спросил командира роты, когда ехали назад:
— Иван Ильич, как считаешь, о чем сейчас они думают?
— На тридцать третьем?
— Да.
Воронин сердито свел брони, выбросил окурок за борт тягача:
— Опять не в современном духе? Целовать в лобик их, что ли?
Маслов укоризненно-удивленно:
— Иван Ильич…
— Ну, хорошо. Что там еще не так?
Воронин достает очередную папиросу. Чиркает, но спичка, как назло, гаснет. Он слушает Маслова.
— Мы ведь с тобой фактически разгромили расчет поста. Все разгильдяи, все лодыри. Никто ничего не делает…
— Разгильдяями не называл. А что порядка нет, то нет,
— Верно. Но что же все-таки получилось? Одни только недостатки. А ведь на посту есть и хорошие солдаты. Далакишвили, Кириленко, Славиков… Нужно нам замечать хорошее, а не стричь всех под одну гребенку. Я уверен, сидят они сейчас на посту и думают — все на точке развалилось, разломалось, ни в чем и никогда у них не было порядка. Смотрят на дорогу, по которой мы уехали, и говорят: «До чего же все правильно о нас сказано и глубоко вскрыто». А кое-кто, чего доброго, придет к выводу: «Делай не делай хорошее — для начальства все плохо». И попробуй-ка теперь тот же Рогачев покомандуй ими… Тем более ты пообещал прислать к ним сержанта, способного навести порядок. Одной такой фразой, Иван Ильич, настроили мы людей против этого, еще не приехавшего сержанта.
Воронин только зыркнул глазами, но ничего не сказал. Снял полевую фуражку и провел рукою по редеющим волосам. Стукнул несколько раз ладонью по колену: ну, ну, мол, крой дальше.
А зачем крыть-то? И так все сказано. Придется теперь замполиту выправлять положение. Вот сегодня надо съездить…
— Так кто нового сержанта представит — я или ты?
Маслов развел руками.
— Тут мое слово второе. Ты — командир.
— Ладно. Ты представишь. Завтра в восемнадцать часов вечера. А сейчас — ко мне ужинать. Тараньку достал. Это — вещь.
Офицеры уходят, а из-за угла появляется телефонист Зинько, загадочно улыбается, ныряет в открытую дверь КП.
* * *
— Алло, алло, «Шпагат»!
— «Шпагат» слушает!
— Здоров був, Женя! Це Зинько на проводи. Треба «Каму-2».
— Пожалуйста!
— «Кама-2»? Хто на проводи? Бакланов? Вас не треба. Ефрейтора Рогачева треба.
— Занят Рогачев. Я за него. Что там у тебя? Эй, оглох, что ли? Что передать?
— Передайте, що завтра в висемнадцать годын у вас будэ замполит. Вин привезэ нового сержанта. Цей сержант с хозяйства капитана Шахиняна. Кажуть, дюже суворый сержант. Дасть вам пэрцю.
— Кто?
— Сержант, кажу. Хто ж ище?
— Э, стой, милый. А по какому он служит?
— По третьему року.
— Ничего, чай, тоже «старики». Договоримся. Слышь, ты, телефония, а фамилию сержанта знаешь?
