Капитан Воронин — фронтовик. От войны у него ранение в плечо и медали.
Младшим лейтенантом войск связи стал Иван Ильич к концу войны. Сравнительно поздно удалось ему получить и военное образование — сдать экстерном за училище, а потому среди ротных был он «последним из могикан». Ротами-то уже командовали парни двадцати шести — двадцати восьми лет, причем у некоторых были даже «ромбики» — высшее военное образование, а Воронину — за сорок…
Понимал — времена такие пошли, что без высшего образования, да к тому же при его-то возрасте, на майорскую должность не шагнуть, даже если по службе у тебя все как надо.
Годы брали свое, и сравнительно недавно стал Иван Ильич ощущать не то чтобы трудности, но, во всяком случае, предгрозье предстоящих трудностей. Так, на одном: из учений этого года, когда пришлось ему на КП заменить по вводной «выбывшего» из строя начальника штаба батальона, он чуть было не оплошал в глазах всего начальства…
А ведь так мечтал проявить себя на учениях, показаться во всем блеске… Как пошли скоростные разновысотные цели, стал зашиваться на таблицах перекрытия. Хорошо, командир взвода управления старший инженер-лейтенант вовремя помог, а то бы…
До выхода на пенсию оставалось немного, но Иван Ильич о пенсии не мечтал и уходить из армии не собирался. Напротив, втайне лелеял мысль послужить годочков до пятидесяти. Здоровье есть, роту пока в руках крепко держит, перенял кое-какие командирские хитрости у инженер-капитана Шахиняна, который в передовых командирах ходит. Хитрости не ахти какие, но преодолевать с, ной характер пришлось. Раньше все сам, везде сам, а теперь стал больше доверять молодежи, чаще советоваться с ним политом.
Замполит — старей лейтенант Маслов — парень головастый и по характеру покладистый. С ним вместе, «сочетая командирский опыт и комиссарский энтузиазм», держит Воронин в руках сложное хозяйство радиолокационной роты нисколько отдельных постов-станций, разбросанных на немалом участке побережья. Беспокойно сейчас ни душе у Ивана Ильича.
Отдельный радиолокационный пост 33 — «беспризорный»… Два месяца, как болеет начальник поста. Единственный офицер на точке, и того нет… Правда, обязанности ого мог бы выполнять сержант — командир отделения, но исполняющий эти обязанности ефрейтор Рогачев не справляется с делами.
На объекте все внешне обстоит вроде бы нормально, но то внешне… Воронина не проведешь, у него нюх, интуиция… Чувствует, не случайны промахи в работе расчета: то собьются в выдаче данных, то на телефонный иконок вовремя не ответят. С дисциплиной неблагополучно… Все это тревожит капитана.
Он стоит на командном пункте роты — худощавый, невысокого роста. Нервно постукивает карандашом по плексигласу планшета-стола, хмурится.
Вам приходилось встречать лица простые и грубые, словно сработанные из прочных пород дерева? Такое лицо у Воронина. Из-под рыжеватых бровей, внимательные и колкие, резко смотрят на собеседника светло-серые глаза. Иван Ильич только что высказал свои опасения Маслову, который сидит и курит у открытого окна КП. Маслов только сейчас замечает, что дым его сигареты, кажется, раздражает Воронина. Удивившись, что Иван Ильич сдержался и не сказал: «Кончай смолить!», он встает, гасит в пепельнице окурок, отвечает на опасения ротного:
— Согласен, Иван Ильич. Снимать сержанта с другой точки нельзя. Снять — значит ослабить другой расчет, а у тех расчетов, сам знаешь, и техника и задачи посложней, чем у тридцать третьего.
В дверях КП появляется телефонист — мешковатый, круглолицый солдатик с большими карими глазами.
— Разрешите, товарищ капитан?
— Обождите, рядовой Зинько. Или у вас что срочное?
— Никак нет, товарищ капитан. Я после… Разрешите идти?
Телефонист уходит, а дверь, заскрипев, остается открытой…
Воронин продолжает прерванный разговор:
— И все-таки никто не знает, как поведет себя этот Русов. Справится ли? Что ты о нем слышал?
— Справится ли? А вспомни, как кипятился Шахинян, когда узнал, что этого сержанта забирают?
По выражению лица Воронина, по трудно скрываемой улыбке Маслов видит, что аргумент его попал в самую точку: да, инженер-капитан Шахинян не зря так волновался.
