«Тревожимые внутренним огнем…» - страница 2

Шрифт
Интервал
стр.
Зима, зима! В дождь, в грязь, на мостовую!
А помнишь, от тернового куста
Ты веточку оторвала сухую?
Под деревенским грустным алтарем
Мы вечером сидели и молчали;
Над ржавым католическим крестом
Качаясь, паутинки проплывали,
А зреющие свежие поля —
Совсем Украйна…
Дом под крышей красной,
Потрескавшаяся, в пыли, земля.
— Нет, этот воздух, светлый и прекрасный,
И лес, и одиночество с тобой
Зачем нам вспоминать, к чему все это?
Есть грех, без оправданья, без ответа
Пред Богом, пред людьми, перед собой:
Увидеть свет — и отойти от света.

«Я стою в тишине…»

Я стою в тишине,
Огоньки, как во сне,
Никого. Одиночество. Ночь.
Никакой красоте,
Никакой высоте,
Ни себе, ни другим не помочь.
И напрасно я жду,
Ветер гасит звезду —
Свет последний — как будто навек.
В аравийской пустыне, на льду, на снегу,
На панели, в окне, в освещенном кругу
Навсегда одинок человек.

«В прошлые дни…»

В прошлые дни —
Счастья, молодости и печали,
Вечером, в сумерках летних, огни
Вдоль зеленых витрин расцветали.
И под легким туманом, под мелким дождем,
Сквозь шуршанье шагов беспокойных прохожих,
Выплывали дома, невозможные днем,
Строем стен ни на что не похожих.
И в бессмысленном мире для нас, милый друг,
Замыкался сияющий радостный круг,
О котором — глаза, выраженье лица, —
О котором нельзя рассказать до конца.

«Я болен. Не верится в чудо…»

Я болен. Не верится в чудо,
И не было чуда, и нет.
Я понял: ко мне ниоткуда
Уже не доходит ответ.
Лишь в старости, лишь через годы
Холодной и долгой зимы
Я вспомню явленье свободы,
Что в юности видели мы.
Но разве для смертного мало —
В железах, в темнице, во рву —
Такого конца и начала
Свидетелем быть наяву?

«Клонит ко сну, наплывают тяжелые мысли…»

Клонит ко сну, наплывают тяжелые мысли,
Отблеском мутным мерцает вверху потолок.
Ни о каком вдохновеньи, о правде, о смысле
Я не могу рассказать. Темнота и песок,
Берег высокий и строй одиноких мечтаний.
Небо ночное омыто недавним дождем,
Ясная осень, холодный простор расстояний,
Каменный, мерно дрожащий под грохот автобусов, дом.
И пламенеют цветы на убогих лиловых обоях,
Нежность в груди нарастает, звуча в тесноте, как прибой;
Смутная женственность, как мне поладить с тобою,
Как мне смириться, и дальше — как быть мне с тобой?

Изольда

Изольда, доносится зов приглушенный
Чрез море, чрез вечность, чрез холод и тьму.
Нечаянно выпить пажем поднесенный
Любовный напиток — проклятье ему!
Изольда, мы избраны Богом и небом,
Изольда, любовь — это случай слепой,
Над брачной фатою, над солью и хлебом
Смыкаются своды пучины морской.
Средь солнца, средь волн,
средь полуночной стужи,
Под грохот прибоя, под шелест дубов
Отныне прославят бретонские мужи
Несчастье твое до скончанья веков.
Изольда, ты слышишь: навеки, навеки
Печальная повесть о жизни земной:
Два имени будут, как горные реки,
Сливаться в один океан ледяной.
Лицо твое светит средь бури и мрака,
Кольцо твое тонет в кипящей воде,
И грех твой, и ложь оскверненного брака
Сам Бог покрывает на Божьем суде.
Молись — но молитва не справится с горем.
Вино пролилось, колдовская струя,
И тяжестью черной темнеет над морем
Наш гроб, наш чертог — роковая ладья.

«Господи, Господи, Ты ли…»

Господи, Господи, Ты ли
Проходил, усталый, стократ
Вечером, в облаке пыли,
Мимо этих простых оград?
И на пир в Галилейской Кане
Между юношей, между жен
Ты ль входил — не огнем страданья,
Но сиянием окружен?
В час, когда я сердцем с Тобою
И на ближних зла не таю,
Небо чистое, голубое
Вижу я, как будто в раю.
В черный день болезни и горя
Мой горячий лоб освежит
Воздух с берега светлого моря,
Где доныне Твой след лежит.
И когда забываю Бога
В темном мире злобы и лжи,
Мне спасенье — эта дорога
Средь полей колосящейся ржи.

«В городской для бедных больнице…»

В городской для бедных больнице
Ты в январский день умерла.
Опустила сиделка ресницы,
Постояла — и прочь пошла
Из палаты, чтоб доктор дежурный
Смерть отметил. А день за окном
Был сухой, холодный и бурный.
С заострившимся белым лицом
На кровати под одеялом
Ты лежала. И чудо вошло
В наше сердце. В лесу за вокзалом
Много снега за ночь намело.
Гроб сосновый с трудом сносили
По обмерзшим ступеням. И вот
Все как прежде. Похоронили.
День за днем, год за годом идет.
Читать дальше
стр.
Похожие книги
«…В памяти эта эпоха запечатлелась навсегда»: Письма Ю.К. Терапиано В.Ф. Маркову (1953-1972)
«Тревожимые внутренним огнем…»: Избранные стихотворения разных лет
Встречи
Русская зарубежная поэзия
Песня о Сталине
Мы для любви все рождены…
До встречи не в этом мире
Очарование