Раздался негромкий и какой-то невеселый смешок Клима.
— Нет, я не ошибся… Завтра день рождения только у одного… Отгадайте, у кого?
Комиссар не случайно заговорил об этом. Еще в городе договорились отмечать в лагере дни рождения всех мальчишек. По официальному табелю эти празднества относились к поощрительно-воспитательным мероприятиям. А подполковник Клекотов считал их приятной возможностью приласкать, обрадовать мальчишку, показать ему, что его рождение — событие не только для него одного, а и для всех.
— Ну, кто же? — спросил Клекотов и помрачнел от неприятной догадки. — Неужели.
— Да, он самый! — подтвердил Клим. — Богдан!
— Вот видите! — Дробовой торжествовал, предполагая, что теперь подполковник будет вынужден отменить прежнее решение. — Я и в городе говорил: все это благоглупости. А уж начинать с Богдана сомнительную для нашего лагеря традицию — полная нелепость!.. Что подумают другие? Какой увидят пример?.. От работы отлынивает, приказы не выполняет, плюет на командиров, а мы его чествуем? За что?
Клим намотал бороду на пальцы и пропел:
— «К сожаленью, день рожденья только раз в году.»
Клекотову шутка комиссара показалась не очень уместной.
— Положение-то не шуточное. Капитан недаром горячится. Я его понимаю. Неужели завтра только один именинник? Вдвоем это прошло бы лучше: один бы — беленький, а другой, уж ладно, пусть будет черненький.
— Один, — сказал Клим. — Есть дни, когда даже по трое, а завтра только он.
— А среди персонала? — вспомнил Клекотов. — Сержанты?
— Опрошу всех, — обещал Клим.
— Если вам уж так дороги эти семейные праздники, — неохотно произнес Дробовой, — я предлагаю начать их в день официального открытия лагеря.
Клекотов и сам подумывал об этом. Одно удерживало его от такого решения. Богдан мог догадаться, почему не с первого дня начнут поздравлять именинников. Этого парня не проведешь. Чуткости ему не занимать. Как он преподнес старинный романс! День своего рождения Богдан помнит. Обида будет глубочайшая.
— Продумаем все с начала, — предложил Клекотов. — Капитан напомнил нам, что это семейный праздник. Вот и прикинем, как поступили бы в хорошей семье. Допустим, вчера сын крепко набедокурил, а сегодня — его день рождения… Отменить? Перенести?
— Простили бы по такому случаю и отпраздновали! — подсказал Клим.
Дробовой промолчал.
— А вы бы как? — обратился к нему Клекотов.
— Это теория, а на практике. — Дробовой взглянул в окно, выходившее на Третью Тропу. — На практике вашего юбиляра и след, наверное, простыл. Голосует где-нибудь на дороге — попутку ловит, чтобы в город возвратиться.
— Исключено, — возразил Клим. — От него отец отказался. На суде была неприятнейшая сцена!
— У дружков спрячется! — нашелся Дробовой. — Возобновит старые связи!
Это предположение заставило Клекотова посмотреть на часы. Комиссар и капитан поняли невысказанную мысль подполковника. Клим встал.
— Не будем гадать?
Прихватив фонарики, Клим и Дробовой вдвоем вышли из штаба.
На небе проклюнулись звезды. Дремотно шумел лес, стряхивая последние капли. Где-то далеко, не тревожа тишину, прокричал речной пароходик. И не верилось, что вот здесь, на небольшом участке спокойно дремлющего леса, размещены сейчас почти две сотни хулиганов, драчунов и воришек, от которых временно избавился город.
— Умаялись, спят! — тихо произнес Клим.
— Всему-то вы умиляетесь! — проворчал Дробовой. — Даже, что спят!
Слева проступили расплывчатые контуры маленькой палатки сержанта и командира взвода. За ней, ниже на просеке, виднелись белесые пятна больших палаток. Пахло мокрой золой от погашенного дождем костра.
— Я черную молнию видел, — раздалось справа из-под ели.
Клим и Дробовой не сразу нащупали фонариком Гришку Распутю.
— Ты все еще лежишь? — приглушенно рассмеялся Клим.
— Встать! — хрипловато приказал Дробовой.
— Скоро отбой, — ответил Гришка, и все-таки поднялся, и повторил то, что поразило его и чем ему никого не удавалось заинтересовать: — Я черную молнию видел.
— Что за чепуха! — капитан тряхнул его за руку. — Проснись и отвечай на вопросы!
— Почему чепуха? — вмешался Клим. — Я, правда, сам не видел, но читал у Короленко или у Куприна.
