…Дав короткую очередь, Николай отпрянул под прикрытие огромного ребристого колеса вездехода.
Вокруг царил ад. Нависающие над серпантином дороги скалы изрыгали шквальный огонь. В неясных бликах бушующего в голове обстрелянной колонны пламени метались такие же смутно очерченные тени; росчерки трассирующих очередей летели во тьму, прихотливо перекрещиваясь и создавая впечатление беспорядочного фейерверка, а не осмысленного ответного огня. И среди этого хаоса вспышек, звуков продолжал звучать, уродуя нервы, тот же тонкий, напряженный, задыхающийся крик:
— А-а-а-а-а…
Ник вдруг понял, что не в силах оторвать покрывшуюся ледяной испариной спину от шероховатой, прохладной поверхности скалы. Он никогда не думал, что первый его бой начнется так страшно, внезапно и тьма, вязко облепившая его со всех сторон, окажется настолько враждебной, безжалостной…
Он задыхался, хотя вокруг было достаточно воздуха.
Потом, наверное, спустя всего минуту после того, как Николая скинуло с брони болезненным ударом взрывной волны, он вдруг услышал тишину…
Это было еще хуже, невыносимее, чем звуки скоротечного ночного боя.
Тишина была оглушающей, она несла в себе треск пламени, чей-то отдаленный стон, шуршащие по гравию шаги и громкий, прозвучавший совсем рядом голос:
— Дельманг Шиист ванг кунем ал арби?[1]
— Ал арби моолунг гаши, кемел?[2] — разразился рядом, в темноте, чей-то хохот в сопровождении глухого чавкающего шлепка.
Николай чувствовал, как его затрясло еще сильнее. По звуку он понял, что совсем рядом кто-то перевернул ударом ноги труп.
На его глазах, затуманивая взор, выступили слезы. Отчаяние подкатило к горлу жарким удушливым комом. Он ощутил, как каждую его мышцу сотрясает крупная непроизвольная дрожь…
Вот сейчас… Сейчас…
В проеме между двумя заглохшими вездеходами показалась рослая фигура. Ник увидел, как незнакомец нагнулся к земле, поднял автомат и принялся разглядывать его с неподдельным интересом.
— О, араг дорголт ванг?![3] — поцокав языком, протяжно произнес он и вдруг расхохотался, самодовольно и саркастично.
— Ног, али катх Шиист дегос![4] — ответил второй голос, сопровождая слова скрипом отодвигаемого люка вездехода.
Николай не понял смысла сказанных слов, но он отчетливо видел другое — говоривший был вооружен самой натуральной импульсной винтовкой. Осмыслить этот неприятный, шокирующий факт ему не удалось. Фигура ганианца повернулась, узкий луч карманного фонарика осветил пространство за вездеходом и вдруг остановился на Николае.
— Ванг Шиист! — вырвалось у него. Ганианец попытался вскинуть оружие, но Николай, уже ощутивший холод дохнувшей на него смерти, больше не мог сдерживать в себе конвульсивную дрожь, и она вылетела из него вместе с криком, с тугой лающей автоматной очередью, которая плеснула в лицо незнакомцу, снеся тому половину черепа…
Крик, вырвавшийся из горла Николая, захлебнулся булькающим тошнотным спазмом, когда частички окровавленных мозгов влажно зашлепали по рукам, лицу…
Его тут же вырвало.
За вездеходами раздались крики, шум, кто-то дал остервенелую очередь. По скалам звонко цвиркнули пули, и их ноющий рикошет прозвучал в воздухе визгливым эхом.
Николай, выскочив из-за огромного колеса, метнулся во тьму. Сзади раздались крики, но в этот момент в горящей БМК взорвался боезапас, взметнув в черные ночные небеса ослепительный сноп пламени.
Вспышка на мгновение осветила всю округу, и в этом призрачном огне Николай увидел закругление дороги и узкую уводящую вниз расселину.
Не раздумывая, он ничком упал на землю, сполз ногами в спасительную трещину, нащупал опору в выветренной и размытой водой скале, сполз еще ниже, скорчился и затих в кромешной, вязкой, осязаемой тьме.
Его мутило, мышцы ослабли, дыхание было жарким, прерывистым.
Наверху с треском продолжал рваться боезапас, потом, спустя какое-то время, взрывы прекратились. Но отдаленные обеспокоенные голоса звучали еще долго, пока не заурчали моторы вездеходов.
Николай, скорчившийся в расселине, не слышал финала ночной драмы.
Он потерял сознание.
* * *
Утро в горах выдалось холодным, промозглым. Небо было пасмурным. Из низких облаков, нависших, казалось, над самым серпантином горной дороги, моросил мелкий нудный дождь.
