– Ты не можешь трахаться из-за постигшего тебя несчастья, называемого параплегией, а я не могу из-за постигшего меня горя, называемого женитьбой. Даже если мы оба мечтаем о шлюхах, этому так и не суждено сбыться.
– Ты прав. Нам нужно довести дело до конца.
– Кроме того, – сказал я, – мы не сможем сейчас найти такси. Как видишь, это не Манхэттен.
Скопление людей, вызывавшее ассоциации с сельской ярмаркой или автогонками, продолжало разрастаться. Яркие лучи отражались в объективах фотокамер и стеклах солнцезащитных очков. В воздухе были разлиты позитивные чувства – подобные «хорошим вибрациям» в поп-музыке – и явственно ощущалась атмосфера праздника. Это напоминало скорее цирковое представление или футбольный матч, нежели политическое мероприятие. Мне кажется, большую роль сыграли уникальные личности Джека и Джеки, которые были в большей степени кинозвездами, чем политиками.
Когда светофор загорелся зеленым светом, мы пересекли Элм-стрит и повернули в сторону здания «Дал-Текс». Я взглянул на часы. Они показывали 12.07. Рано. Но идти вверх по Элм-стрит было непросто из-за множества людей, стремившихся занять наиболее удобные зрительские места, и несколько раз мне приходилось отступать назад или сворачивать в сторону, чтобы избежать столкновения.
Когда мы приблизились к трем широким ступеням, ведущим к входу в «Дал-Текс», часы показывали 12.15. Я втащил Лона по ступеням наверх, развернув кресло на сто восемьдесят градусов, и затем вкатил его внутрь здания. К счастью, при входе не было никаких вращающихся дверей – настоящее испытание для инвалидов, прикованных к креслу. Кто-то придержал для нас дверь, и мы проскользнули в темный вестибюль. Справа, за окном с толстым стеклом, освещенным изнутри люминесцентным светом, находился офис шерифа округа Даллас. Я увидел за стеклом нескольких человек в униформе, но в основном там находились женщины, сидевшие за пишущими машинками или разговаривавшие по телефону. У приемной конторки стояла очередь из нескольких человек. Никто из них не проявлял ни малейших признаков осведомленности о том, что через несколько минут мимо этого здания проедет президент Соединенных Штатов в «Линкольне», радостно приветствуя публику и в последний раз наслаждаясь ласковыми лучами солнца.
Мы направились к лифту. Навстречу нам вышли несколько задержавшихся на работе служащих, на ходу облачавшихся в куртки, надевавших шляпы и затягивавших узлы галстуков, и мы посторонились, чтобы дать им дорогу. Я протолкнул Лона в освободившуюся кабину, и когда дверцы уже закрывались, внутрь впорхнула женщина. Она улыбнулась и спросила, какой этаж нам нужен.
– Седьмой, – ответил я, поскольку склонность ко лжи уже стала моей второй натурой. Кроме того: чрезмерная предосторожность, страх, отсутствие уверенности.
В молчании мы поднялись на четвертый этаж. Перед тем как выйти, женщина все с той же улыбкой пожелала нам всего хорошего. Кажется, мы что-то пробормотали в ответ. Я поспешно нажал на кнопку и, когда дверцы открылись на восьмом этаже, вытолкал кресло Лона из кабины.
В пустом коридоре царили полумрак и тишина. Подавляющее большинство служащих спустились вниз, чтобы увидеть президента Кеннеди.
Я вез Лона по коридору, сверяясь с табличками на дверях офисов. Достигнув развилки, мы повернули налево. Здесь коридор был освещен лучше, так как двери офисов с правой стороны, окна которых выходили на улицу, имели матовые стекла.
Наконец я увидел табличку с надписью, гласившей: «Фантастик Фэшнс, Мэри Джейн Джуниорс, 712».
Я толкнул дверь, и мы оказались в помещении, состоявшем из двух комнат, где нас уже ждал Джимми. Это был головной офис фирмы «Фантастик Фэшнс», которая, судя по фотографиям на стенах, продавала товары для молодых наивных женщин, каких много в фермерском поясе южных штатов, – платья и джемперы, расшитые цветами и затейливыми узорами. Удивительно, как порой ничего не значащие детали прочно застревают в памяти. У меня и сейчас стоит перед глазами одна из этих фотографий: женщина бежит с собакой, которая всегда напоминала мне соседскую, из далекого прошлого. Помню собаку, хотя не помню ни соседа, ни город, ни год.
