К лесу вела утрамбованная колесами, местами полностью заросшая травой колея. Несмотря на вчерашнюю грозу, дорога, как это не странно, оказалась сухой и твердой. В свободных от растительности местах, словно после очень долгой засухи, расходились замысловатые зигзаги трещин. Трава, среди которой я смог распознать лишь желтые цветы одуванчиков, изнывая от жажды, клонилась к земле…
Наверное, сюда дождь не дошел. Странно, конечно, но вполне возможно. Прошел полосой. Рядом все намокло, а здесь, как была сушь, так и осталась…
Я присмотрелся внимательнее и понял, что к дороге давно не прикасались шины автомобиля.
«До чего довели глубинку, — подумал. — Транспорт не ездит, поле — не оранное… Пустыня… Чем не тема для очерка?»
Дорога выходила из зарослей чертополоха и я, призвав на помощь дедукцию, сообразил, что с противоположной стороны должно быть ее продолжение. А что она не сохранилась в ложбине, так, скорей всего, из-за влаги, которая в низине держится дольше, чем на продуваемой сухими ветрами равнине. Что, кстати, и привело к такому буйному разгулу дикой растительности…
Сделав круг, я без труда нашел подтверждение собственной догадке. Извилистой лентой дорога тянулась к горизонту, где и вовсе исчезала из глаз.
С этой стороны спуск оказался более крутым, но и, как это не парадоксально, более удобным. Растительность была реже, и я почти беспрепятственно добрался до места нашего вынужденного ночлега.
Осторожно раздвинув колючие с острыми шипами стебли, я внезапно наткнулся на наше убежище с противоположной стороны. Железное нагромождение, назначение которого я никак не мог разгадать, теперь приобрели вполне узнаваемые очертания. Больше не оставалось сомнений, что свалка металлолома на самом деле является ни чем иным, как останками давно заброшенного автомобиля.
Моим глазам открылись до половины вгрузлые в затвердевший от засухи чернозем ржавые колеса с почти полностью истлевшей резиной. Из-за сломанных рессор остов кузова лежал на толстых, рыжих от коррозии осях, а арматурная коробка оказалась каркасом для парусинового тента. Самого тента, конечно, и в помине не было. Или истлел от времени, или был прибран к рукам предприимчивыми крестьянами.
Смутная догадка пронзила мозг. Но я сразу поспешил ее отогнать. Слишком нереальной она показалась. Не мог же я, в самом деле, уподобившись Рипу Ван Винклю, проспать столько времени?.. Ладно, если бы сам. А как же Светлана?
Может, я сошел с ума?
Не похоже.
Чувствую себя вполне нормально.
Да и, опять таки, Светлана…
Реальная, живая…
Отнюдь, не призрак, рожденный нездоровой фантазией…
Я даже рассмеялся от нелепости собственных предположений. На всякий случай ущипнул себя за ногу, дабы, вдобавок ко всему, убедиться, что не сплю, и что увиденное мне не пригрезилось.
Вроде бы, все нормально. Боль почувствовал, а вокруг, как и следовало ожидать, ничего не изменилось.
Там, где, по идее, должна быть кабина, растительность оказалась самой буйной. Но я не стал противиться любопытству и, больно поранив руку, мужественно раздвинул колючую ширму.
Моим глазам открылась болтающаяся на одной завесе дверца, на которой местами еще сохранились остатки темно-зеленой заводской краски.
Я долго не решался заглянуть в средину. Словно бы какая-то сила удерживала. Снова, как тогда ночью в лесу, возникло чувство беспричинного страха. Почему-то захотелось оказаться подальше от этого места. И желание было настолько сильным, что лишь огромным усилием воли мне удалось удержать себя от панического бегства. Но отторгнуть неприятное чувство так и не удалось…
Чтобы скорей покончить с сомнениями, я набрался решимости и резко рванул дверцу на себя. Она поддалась с натугой и громким скрипом. Взлетевшая ржавая пыль заслепила глаза.
Когда зрение вернулось, я заглянул в кабину и застыл от ужаса. Она не была пустой. На месте водителя, цепко сжимая неприродно белыми руками остатки руля, сидел человек.
В полумраке трудно было разглядеть что-то отчетливо. Я увидел лишь, что таинственный водитель одет в какие-то полуистлевшие ошметки, на которых поблескивали металлические пуговицы.
