Третья месть Робера Путифара - страница 15

5. Пес Буран всего через восемь часов здорового сна проснулся в прекрасном настроении и направился прямиком к своей миске: он проголодался.

Когда Робер Путифар вернулся домой в эту знаменательную ночь 27 августа, свою старушку мать в ночной рубашке он обнаружил на кухне.

— Мама! Ты встала!

— Да, Робер, я тут поджидала тебя, поджидала и не могла улежать в постели. Ну, рассказывай, не томи!

Столько всего ему не терпелось поведать, что он принялся вываливать вперемешку, как это делают дети, все невероятные сцены, которые удалось ему подсмотреть с дерева. Он то забегал вперед, то возвращался к особо эффектным моментам:

— Вот клянусь тебе, мама, одна толстуха повисла на люстре! Да, а Лелюк удирал на четвереньках!

Старушка смеялась до слез. Она хлопала в ладоши, ахала, требовала подробностей:

— Нет, он что, правда на кого-то пописал?

— Не то слово, мама! Пописал — это еще мягко сказано!

Окончив свой отчет, Робер достал из холодильника бутылку шампанского, и они выпили по два бокала каждый. Потом мадам Путифар, слегка захмелев, объявила, что она проголодалась, и умяла бутерброд с толстым слоем паштета по-деревенски. Столько зараз она не съедала вот уже два с лишним года.

На следующий день Путифар несколько туманно объяснил своему кузену, как Буран оказался в «Старой усадьбе».

— Понимаешь, вырвался и удрал, — извинялся он, — мне, право, так совестно…

— Да ладно! — успокоил его Жерар. — Зато он наелся от пуза, да и мы тоже. И вообще, маленько расшевелить эту лавочку не мешало. А то там все какие-то невеселые, знаешь, сидят, уткнувшись в тарелку…

Газеты, радио, телевидение — все склоняли на разные лады «дело Бурана». Его расписывали то как страшного зверя, несомненно пораженного бешенством, то как бедного изголодавшегося песика, но все сходились на том, что подвиги этого животного сильно подпортили карьеру великого ресторатора. В «тетрадь мщения» вклеивались новые и новые газетные вырезки и фотографии.

Наконец в начале сентября Путифар счел, что хватит уже смаковать свой триумф, и перечеркнул крест-накрест фотографию Пьер-Ива Лелюка, а под ней написал большими красными буквами:

Он тяжело вздохнул. Теперь предстояло заняться следующим делом, а одна только мысль об этой истории вызывала у него почти физическую дурноту. Как забыть те два кошмарных дня в июне 1978 года, почти двадцать лет назад?

Конец того учебного года выдался на редкость жарким. До того жарким, что дети повадились приносить в школу пластиковые бутылки, наполнять их водой из умывальников и поливать друг друга на переменах. Учителя снисходительно закрывали глаза на эти веселые водяные баталии. В самом деле, солнце так пекло, что все высыхали, едва успев намокнуть. Учителям и самим нет-нет да и доставались нечаянные брызги, но они не обижались. Путифар, почему-то поливаемый чаще всех, для виду смеялся в таких случаях, как все его коллеги, но вообще-то терпеть этого не мог.

Уже в мае ему стоило неимоверных усилий удерживать своих проказливых третьеклассников в четырех стенах. По звонку в 16.30 они высыпали в коридор и скатывались по лестнице, изливая в диких воплях радость освобождения. Ни один ни разу не сказал ему «до свидания». «Еще один день с плеч долой», — выдыхал тогда Путифар, сидя за учительским столом. Некоторое время он просто сидел и наслаждался покоем и тишиной опустевшего класса, потом не спеша принимался за оставшиеся дела. Каждый день, прежде чем уйти домой, он исполнял следующий неизменный ритуал:

1. Расставить по местам столы и стулья.

2. Протереть доску.

3. Запереть шкафы.

4. Задернуть шторы.

5. Выйти и запереть дверь на ключ.

6. Проверить туалет.

В тот день — 15 июня 1978 года — первые пять операций прошли нормально. А вот шестая обернулась бедой.

Тут надо пояснить, что туалет находился прямо напротив классной комнаты, по другую сторону коридора. В кабинках было просто отверстие в полу, а воду спускали, дергая за деревянную ручку на веревке. Вода извергалась на уровне пола, и надо было соблюдать осторожность, чтобы не замочить ноги.

Путифар открыл дверь и увидел, как и следовало ожидать, что дети оставили уборную не слишком чистой. Он взгромоздился на две цементные приступочки, взялся за ручку и дернул.