Когтистая лапа содрала с моего лица прикрывавшую его плащ-палатку и тонкий слой песка. Потом Тэнгу, поскуливая, старательно вылизывал мне физионмию. Помогло, я очнулся и осознал произошедшее. Похоже, меня контузило, причем, так что все решили, что я умер. И похоронили. Бывает хуже, но реже и не со всеми. Кроме головы ничего не болело, надо было вставать. Из могилы.
— Выбирайте ночку потемнее,
— Вылезайте все из-под земли,
— Главное завыть погромче, пострашнее,
— Чтобы эльфы все с ума сошли
— замурлыкал я. Тенгу, увидев, что я уже выбрался из ямы, куда-то убежал. Потом оттуда донёсся хруст веток, похоже, малыш возвращался не один.
— Ба, а это кто на горизонте?
— Держит меч как будто кочергу,
— Мало ль что принцесса, нет увольте
— С женщиной я драться не могу.
Но Тенгу пришёл один, зато принёс мою винтовку.
Я был очень доволен, разгрузку с меня снимать не стали, некогда им было. Даже пистолет с флягой оставили. И ранец потрошить не стали, просто закинули в кусты, сняв с седла.
Мне же лучше. Через полчаса, окончательно придя в себя, я двинулся к лагерю, надеясь если не догнать ребят, то, по крайней мере, не сильно от них отстать.
Стрельбу и взрывы гранат я услышал издалека и кинулся на звуки, решив, что ребята из моей группы нарвались на немцев. Я ошибся. Когда я подбежал к тому месту, где шёл бой, стрельбы уже не было слышно, с бега я перешёл на шаг.
Это был хутор в лесу, много меньше того, где мы нарвались на засаду, и окруженцы здесь были настоящие. Были. Дюжина бойцов, старшина за командира, хозяин хутора — этим повезло, они погибли в бою. Два десятка тяжелораненых, им повезло чуть меньше, добили не сразу.
А вот единственной девушке не повезло совсем, её даже не добили, вдосталь поизмывавшись, вспороли живот и натолкали туда земли. Так и бросили умирать. Её нашёл Тэнгу. На его скулёж я не прибежал, прилетел, думал, случилось, что с пёсом.
А он просто сидел над этой девочкой и плакал, по-своему, по-собачьи.
Особенно мне поплохело, когда девочка открыла глаза и попросила пить. Помочь ей я ничем уже не мог, разве что воды принести.
Попив, она торопливо заговорила: — Товарищ, там, в лесу, по тропинке дерево, молнией разбитое. Там, у корней свёрток, в нём знамя, я спрятала, отнесите нашим, пожалуйста. Ну, пожалуйста, скорее!
Я скормил её последние две таблетки «Кетанова» из аптечки и побежал в лес искать это дерево. Тенгу помог, знамя, оказавшееся знаменем стрелкового полка, мы нашли быстро и ещё быстрее вернулись. Девочка была ещё жива.
— Вот — показал ей знамя — Обязательно доставлю нашим.
— Хорошо — прошептала она. Потом добавила — Посидите со мной, пожалуйста. Мне страшно.
Я сел рядом с ней на землю, погладил её по голове, девочка перехватила мою руку, прижалась к ней щекой и попросила: — Спойте что-нибудь.
Я запел, единственную песню, которую мог петь, почти не фальшивя:
— Ночь прошла, будто прошла боль
Спит Земля пусть отдохнёт, пусть…
Она умерла на середине третьего куплета. В свёртке со знаменем был и её паспорт. Ирина Соловьёва, так её звали. Пашина дочка. Было ей семнадцать лет. Даже похоронить Иру я не сумел — немцы возвращались. Пришлось спешно уходить, хотя очень не хотелось.
До базы я добрался без проблем, отстав от Паши с Антоном на неделю.
К лагерю я добрался поутру, дозорные меня узнали, и пропустили.
Первой кого я увидел, ввалившись в расположение, была Ника, очень грустная Ника.
Я уже хотел пошутить, изобразив зомби из ужастика, но Тэнгу, добрая душа, опередил, полез утешать. То есть мусолить.
