И вот сейчас она снова встретилась с ним, и радость охватила ее: юноша напомнил ей и октябрьскую холодную ночь, и выстрелы, и нетерпеливые возгласы "Патронов!", и даже то ощущение внезапной острой боли в руке, которое она испытала на баррикаде.
- Вы их отбили тогда, отбили? - порывисто спросила Юнна.
- Еще бы! - воскликнул он. - Мы же стреляли в них вашими патронами!
- Не смейтесь, - смутилась Юнна. - Лучше расскажите, что тогда происходило. Я так ничего и не поняла толком. Откуда наступали юнкера?
- Ой-ля-ля! - обрадованно сказал юноша. - Это удивительно просто! Вот смотрите. - Он стремительно присел на корточки и, схватив сломанную веточку, стал чертить ею на мокрой земле. - Смотрите. Вот Арбат. На Знаменке, в Александровском военном училище, главный штаб врагов. Наши со стороны Никитских ворот.
В Кремле тоже юнкера. Военно-революционный комитет приказал открыть артиллерийский огонь по Кремлю и Александровскому училищу. А наша баррикада, где... - он сверкнул белозубой улыбкой, - где мы с вами встретились, была вот здесь - угол Тверской и Охотного ряда.
Представляете? Там еще стоит дом с вывесками у самой крыши. Помните? Сейчас-то вывесок уже нет, а тогда были. Одна - "Белье Яковлева", а вторая - "Портвейн из Алупки Травникова". Смешно! Один человек, а весь портвейн из Алупки - его! Смешно же, правда? А, ну их к лешему! Ну вот. Юнкера теснили нас со стороны "Метрополя". Отчаянная была схватка! И вдруг в самый решающий момент на баррикаде появилась... Свобода!
- Свобода? - недоверчиво переспросила Юнна.
- Да! Свобода! Со знаменем в одной руке и с карабином в другой!
Юнна изумленно посмотрела на него.
- Помните, как на картине Делакруа!
- Я ничего не понимаю...
- Но это же так просто! Свобода - это... вы!
- Не надо смеяться, - покраснела Юнна. - Я так перетрусила тогда.
- Но патроны! - упрямо возразил он. - И вы - на баррикаде! Как видение, как мечта!
- Не надо...
- Клянусь вам: это так же искренне, как и то, что меня зовут Мишель Лафар.
- Вы француз?
- Да. Мои предки переселились в Россию еще при Наполеоне. А как зовут вас? Это не тайна?
- Юнна.
Лишь сейчас Юнна рассмотрела его. Вьющиеся пепельные волосы были мокры, глаза сияли, и чудилось, что в них, угасая, тонут отблески молний. Вельветовая блуза, небрежно повязанный галстук и модные ботинки - все шло к его стройной фигуре. Юнна вспомнила, что там, на баррикаде, он был в кожанке. Она хотела было спросить, чем вызвана эта перемена, но постеснялась.
- Виват баррикада, она помогла нам встретиться, - неожиданно тихо проговорил он. После бурных восклицаний это прозвучало непривычно и удивительно. - Виват революция! Это она свела меня с вами! - Улыбка на его лице внезапно погасла, и оно сделалось тревожным и трогательно беззащитным. - Мне чудится, будто я знаю вас давным-давно... Очень давно, целых тысячу лет... - все так же тихо сказал Мишель.
- И мне тоже, - прошептала Юнна.
Юноша вдруг полез в карман куртки и сказал:
- Закройте глаза. Ну, на один миг.
Юнна послушалась.
- А теперь откройте.
Прямо перед собой Юнна увидела его раскрытую ладонь. На ней лежал крохотный, чуть сплющенный кусочек металла.
- Не узнаете?
- Что это?
- Пуля, та самая пуля, которая могла попасть вам в сердце.
- Вы... сохранили ее? - дрогнувшим голосом спросила Юнна.
- Да.
Юнна осторожно, будто боясь обжечься, взяла пулю и долго смотрела на нее. Свинец потускнел, пуля была ничуть не страшной.
- К счастью, она срикошетировала и потому уже была не такой опасной, пояснил Мишель.
- Я могу оставить ее у себя? - попросила Юнна.
- Нет, - мягко, но решительно отказал он. - Это принадлежит только мне...
6
Гостиница "Юпитер" находилась в переулке на Сретенке. Место для очередной конспиративной встречи можно было бы подобрать и более укромное, но "Юпитер"
привлекал Савинкова тем, что владелец гостиницы был его фанатичным приверженцем.
Участники встречи пришли в уединенный номер в разное время, соблюдая осторожность, и ничто в их поведении не могло вызвать ни малейшего подозрения.
- Начнем, - четко сказал Савинков, подчеркнуто приложив ладонь к френчу в том месте, где билось сердце, и давая понять, что все мысли, предложения и идея, которые родятся здесь этим вечером, могут быть поняты, одобрены и приняты лишь в том случае, если они будут поняты, одобрены и приняты им, Савинковым. К этому уже все привыкли, но Савинков не уставал подчеркивать свое превосходство над другими членами штаба.
