В отличие от Буханцова Пашка Девяткин быстро пошел в гору. Институт, аспирантура, диссертация, ответственная работа в каком-то секретном НИИ - вот этапы жизненного пути бывшего одноклассника Буханцова. Пашка не любил распространяться о своей работе, но Буханцов знал, вернее, догадывался, что Девяткин занимается чем-то таким, о чем даже фантасты предположить не смеют.
Ему-то и решил позвонить Буханцов и поделиться своими мыслями по поводу найденных им листьев.
- Алло, кто это? - послышалось на том конце провода.
- Пашка, это я!
- Вить, ты, что ли?
- Я, я! Слушай, Пашка, дело у меня к тебе есть на сто миллионов.
- Ну, валяй…
- Мне необходимо с тобой встретиться. Ты меня слышишь?
- Да, слышу. Какое дело-то?
- Это не по телефону. Паш, давай встретимся через час, и я тебе все объясню.
- Н-да, задал ты мне задачку. У меня тут, понимаешь, встреча с одним товарищем из… ну, в общем, издалека. Давай вечером, на Кузнецком мосту, часиков этак в восемь. Идет?
- Идет. Только готовься к неожиданности, я тебя ошарашу.
В условленное время друзья встретились, и Буханцов поведал Павлу Девяткину всю историю о шестьсот втором, а также свои догадки по поводу причин, вызвавших это необычайное происшествие.
Надо было такому случиться, что именно институту, в котором Павел Девяткин работал старшим научным сотрудником, «сверху» дали указание разобраться и предоставить свои соображения по поводу этого самого дела, то есть дела о пропавшем автобусе, причем именно Девяткин возглавлял группу, занимающуюся причинами исчезновения. Гипотез было много, и очень смелых, но ни одна не выдерживала проверок скептически настроенных оппонентов из специально созданной комиссии при АН СССР. Наряду с другими выдвигалась гипотеза и о временной трещине, в которую провалился автобус, но комиссия требовала доказательств, а их не было.
Ничего этого Павел Девяткин своему школьному товарищу, разумеется, не сообщил. Он молча выслушал рассказ Буханцова, но когда тот достал сверток с листьями лопуха и пояснил их происхождение, у Павла Девяткина загорелись глаза. Стараясь не выдать волнения, он с трепетом взял из рук санитара драгоценную находку и пообещал провести анализ по определению ее возраста. На этом друзья расстались.
Биохимический анализ показал, что листья были сорваны не более недели назад, так как еще не окончательно высохли, а состав их практически совпадал с набором химических элементов, содержащихся в подмосковной почве. Зато спектральный анализ изумил группу Девяткина чрезвычайно. Результаты обоих анализов были настолько противоречивы, что сотрудники группы подумали о случайно вкравшейся ошибке в ходе исследований. Провели повторные анализы. И опять та же картина, опять жуткая разница в результатах. Дело в том, что, согласно проведенному спектральному анализу возраст листьев лопуха, используемых Мухиным в качестве набедренной повязки, определялся сотней тысяч лет! Этот факт, - а то, что это был факт, Девяткин уже не сомневался, - не вязался ни с какими научными теориями ни в физике, ни в биологии, но зато он хорошо объяснялся версией о провале автобуса во временную трещину, если, конечно, допустить, что Мухин действительно ехал в том автобусе. А все говорило за то, что это именно так. И Девяткин решил, что проблема решена. Доказательства, наконец, получены.
Буквально за три дня Павел Девяткин подготовил подробный отчет о результатах исследований, проведенных его группой, где детально изложил свое толкование событий, происшедших со злосчастным автобусом, и снова привел версию о разрыве временной оси, теперь уже снабженную доказательствами. Упоминались в отчете и источники полученной Девяткиным информации, то есть Мухин и Буханцов, а Мухин (который, кстати, по недоразумению находится сейчас в психиатрической клинике), помимо всего прочего, фигурировал в научном труде еще и в качестве одного из главных участников трагических событий.
Специальная комиссия тщательно изучила отчет и пришла к единодушному мнению, что на этот раз версия требует более пристального внимания. Решено было командировать двух членов комиссии в психиатрическую клинику для встречи с Мухиным. По просьбе руководства НИИ третьим взяли Павла Девяткина.
