Тремориада - страница 94

Шрифт
Интервал

стр.

«Ай-яй-яй, ну и дела»

Сознание начало проясняться. Конечно, было ещё хреново, но всё же. Минут пять назад он всерьёз опасался «белочки». Или второго инсульта. Муки похмелья достигли апогея. Он уже дней пять практически не спал. Похмелившись, удавалось отключиться максимум минут на тридцать, но он все равно постоянно подрывался от кошмаров. Кроме того, всё время болели ноги. От ступней до колен они ныли, словно отмороженные. И, кроме этих монотонных мук, ноги периодически простреливала острая боль, внезапно устремляющаяся гвоздём в мозг. Врач на приёме заумно говорил об этом недуге и, наконец, на предложение «покороче», ответил: «Пить надо меньше, водочка аукается…»

Также сна не было из-за бешено скакавшего давления. Голова кружилась, Саныч чувствовал – расслабься он на секунду, и трындец.

«Как там у Кинга? Выйду на поляну, где закончится моя тропа», – усмехнулся. Отдышавшись, он вновь ронял голову на мокрую от пота подушку. А через пару минут, забывшись, опять подрывался, часто-часто дыша:

– О, чёрт! О, Господи… Блин, сдохну…

Саныч пытался достичь восьмичасового перерыва между стопками. А там, глядишь, и десятичасового, пока окончательно не выйдет из запоя. Резко бросать пить нельзя, это каждый алкаш знает. И вот он тянул время. К концу восьмого часа уже не раз слышал какие-то, помимо бубнящего телевизора, несуществующие звуки. Мерещились какие-то движения. И Саныч, дёргаясь, опять шептал горячо:

– О, чёрт! О, Господи! Блин, сдохну…

Но вот, наконец, прошло восемь часов, и Саныч похмелился. Первая стопка не пошла, зато вторая прижилась. Наконец полегчало.

Он посмотрел на экран телевизора. Там два оранжевых пятна, похоже, целовались. Саныч пригляделся: «Ёлки! Кэтрин Зета-Джонс!»

– А жизнь-то налаживается! Вижу кой чего, – усмехнулся Саныч, и уже более твёрдой рукой плеснул в стопку водки. – За самый новогодний фильм – «Зорро»!

Когда фильм заканчивался, Саныч налил себе в третий раз, полстопки, опорожнив бутылку, и – выпил. Нормально пошла.

Он подошёл к большим настенным часам и разглядел, что уже восемь вечера. Через четыре часа наступит новый, 2012 год. Древние индейцы обещали конец света, и Саныч склонен был верить им. Поначалу не хотелось обращать на Новый Год внимания. Просто валяться и дохнуть себе дальше. Но водка зацепила. Депрессняк отступил. Здоровье поправилось. Мысли стали вменяемы. После водки почувствовал себя в твёрдом уме и трезвой памяти. И Санычу ох как не захотелось обратно в ад похмельный. Он был уверен, что все алкаши попадают в рай. Потому что муки за грехи свои принимают сполна при жизни, с бодунища.

Но – только не на Новый Год! Одинокий, забытый, жалкий. В горячечных кошмарах, пожирающих его, стоит лишь на минуту забыться в дрёме.

«Крюгер – мой Дед Мороз».

И вновь, отрывая жаркую голову от мокрой подушки, часто-часто дыша шептать:

– О, чёрт… О, Господи… Блин, сдохну!

Нет, только не сейчас, когда весь мир празднует.

И Саныч, чувствуя прилив сил, стал собираться в магазин.

Он аккуратно спустился по ступенькам магазина и пошёл к свету фонарей, растянувшихся вдоль дороги. Движение на ней не было оживлённым, но всё же он опасался угодить под машину, не разглядев фар. И обрадовался, увидев фигуру, начавшую переход дороги. Саныч пристроился сзади и в конце чуть не упал, запнувшись о бордюр.

«Вот наверняка кто-то увидел, и теперь засплетничает: Саныч-то до двенадцати наотмечался. На ногах не стоял».

Пришёл он домой злым. Включил телевизор. Пододвинул табуретку, служившую столом. И плюхнулся в кресло, похожее на трон. Откупорив бутылку, налил стопку и залпом выпил, даже не запив. Потянул жадно ноздрями воздух и, шумно выдохнув, похлопал себя по колену. Эх, ноги, конечно, всё ныли. Саныч к этому уж привык (ныть они ещё весной начали). Но вот периодические прострелы острой боли вроде прекратились.

– Так-то получше будет, – проговорил Саныч и пошёл в ванну – помыть-побрить тело к празднику.


С расчёсанными, длинными, мокрыми волосами, благоухая подбритыми щеками и шеей (короткую бородку он оставил), Саныч вышел из ванной голым и направился к шкафу – одеваться во всё свежее. Одежда, провонявшая потом, осталась в тазу под ванной.


стр.

Похожие книги