– А мог «человек разумный» с «тремором» скрещиваться? – спросил Саныч.
– «Разумный человек» с «тремором»?! – выпучил глаза Перегар. – Нет, конечно! А вот «треморчеловек» скрещивался с кем угодно, когда шары заливал.
Сотрапезнички вновь смешали Хитрый Чпок. Вновь накрыли стаканы ладонями, взболтав гремучую смесь. И, трижды ударив о колено, отправили чпок в глотки.
– Э-а-а! – дружно выдохнули.
– Пробирает до кончиков, – сказал Саныч, ставя стакан на табуретку и цепляя вилкой порубленный, как колбаса, банан.
– Изысканный напиток. Вроде где-то и прост, как пиво, но манерен, как коньяк, да высокомерен, как «Абсолют».
– А завтра, с бодунища, будет проклят, как Заполярный.
– Почему – как Заполярный? – спросил Перегар.
– Не знаю, – пожал плечами Саныч. – Друг мой, Славный, так говорил. Умер он.
– Все мы из пепла созданы, им и станем.
– Ты как проповедник говоришь.
– Из пепла сгоревших звёзд состоит наша планета, и мы сами, – сумничал начитанный Перегар.
– Пепел-то – он не живой, тем более – в космосе.
– Да, космос бурлит химическими процессами. Метеориты содержат компоненты нашего генетического фонда. Один такой врезался в Землю, и все дела. Ты в курсе, что всё живое произошло от одной клетки?
– Да ну? – удивился Саныч.
– Вот тебе и да ну. Научные факты такого рода вовсе не засекречены. Общедоступны. Да только на хрен никого, кроме учёных, не интересуют. Народ любит телепередачи про инопланетян с трёхметровыми зелёными членами, на которые те ловят звёзд шоу бизнеса. А тебе, Саныч, вот на что компьютер? В игрушки играть?
– Ещё чтоб фильмы про зомби смотреть. Но ты прав – про космос как-то забыли. Инопланетные зомби – вот будущее кинематографа.
– За это надо водочки! – Перегар потянулся к «Абсолюту».
Выпили по стопке. Закусили. Саныч сменил музыку. Включил лично подобранный сборник.
– Артёмыча помнишь? – спросил Перегар.
– Да, конечно.
– Сказали – умер. Вроде, передоз.
– Я его под конец осени видел, – припомнил Саныч. – Имел вполне цветущий вид. В беретике своём. Н у, ты знаешь, он на своей волне. Одевался, как вольный художник.
– Ага, художник. Я Артёмыча зимой встретил. Его уж месяца три-четыре, как с работы выгнали. И баба из дому выставила. Он же не местный был. Забичевал. Скорее – забомжевал. Борода от глаз. Одет в лохмотья. На хлеб деньги стрелял. Сразу видно – кирдык ему. У нас с ним всегда такое, напряжённое приятельствование было. Вроде, и друзья общие, и повода для ссор не бывало, но вот недолюбливали мы друг друга. А тут жаль его стало. Да только что поделаешь, коль он своим корешам не нужен. Не домой же вести: мама, познакомься, этот бомж – мой знакомый наркоман, он будет жить с нами. В общем, разошлись и не виделись больше. А позавчера мне говорят: умер, передоз. У бомжа – и передоз. Во дела-то.
– Наверное, что-то намутил, да и сам покончил с этим безобразием, – сказал Саныч. – Всегда опрятен был, а тут – бац! – и бомж. Наверняка и сам не заметил, как такое случилось. Вот и ушёл.
– Торчки мрут, только копать успевай. Помнится, в девяностых модно было ширятся. Синька – свинячий кайф. И куда всё высокомерие девается, когда торчки, как листья с мёртвого дерева, осыпаются. Коволь, начинавший с Артёмычем вмазываться, сидит третью ходку, с ВИЧ-инфекцией в крови. Барыжил герычем. Кузнец зимой крякнул. К чёрту. Их братии на кладбище не перечесть.
4
Три часа ночи, а соседушка всё барагозил. Музыка играла вроде совсем не громко, но в ночной тишине замершего дома слышалась отчётливо. И болтовня. То умолкает, то вспыхивает на повышенных тонах. А то и хохот идиотский раздаётся. Милицию Кристина вызывать не решалась. Наряд мог приехать как раз в момент затишья. Впечатление такое, что сверху разойдутся да вдруг спохватятся – ночь. Затихают. И музыка действительно едва слышна.
Кристина долго ворочалась в постели и, после того, как сверху что-то бухнуло, в сердцах откинула одеяло.
– Н у, соседушка, – процедила она сквозь зубы.
Встала, надела халат и направилась к двери. Страха перед забулдыгами не было. Была злость.
Кристина нажала на звонок соседушки. Послышались шаги. Возня с замком. Наконец дверь распахнулась. На этот раз соседушка был гол лишь по пояс. Но, как и прежде, пьян в дугу.
