– Чей мальчик?! – увидев Серёжу, обратился к нескольким зевакам милиционер, в одиночку пока пребывающий на месте происшествия. – Мальчик, нечего тут глазеть, отведите его отсюда! И вообще – расходитесь все! Что здесь, цирк?
Серёжа оторвал взгляд от желтоватых пяток мертвеца и пошёл прочь. «Что здесь, цирк?» Немногочисленные зеваки остались на месте.
6
«Пулемёт бы… – проползла мысль у Сергея, смотрящего в окно. Облаков на горизонте заметно поприбавилось. – Если расстрелять окна в доме напротив, насколько этот бесплатный цирк привлечёт внимание обстрелянных жильцов?..»
За неимением пулемёта, Трескачёв отправился в комнату смотреть по телику начинающиеся утренне-будничные передачи. Реклама! Конечно же – по всем каналам. Подлая штуковина этот телевизор! Особенно без лентяйки. Подойдёшь, вот, звук настроить, а там непременно все вдруг напряжённо замолчат. И музыка затихнет, или едва уловима станет. Актёры за экраном будут терпеливо выжидать, когда у тебя лопнет терпение, и ты вернёшься на удобный диван, чтобы неожиданно громко закричать в твоей квартире средь ночи. Или ж наоборот – прошептать неразборчиво что-то важное, чтоб всё кино насмарку. Подлая штуковина!
Сергей нашёл-таки канал без рекламы и, отойдя к дивану, завалился на неприбранную постель. Тип в галстуке сказал с экрана:
– Об этом и о многом другом мы расскажем вам после короткой рекламы. Не переключайтесь.
– Гад! – воскликнул Сергей, кинув в телевизор подушку.
Прошлой зимой у Трескачёва случился телевизионно-лентяечный инцидент. К тому времени он уж с полгода жил у симпатичной шатенки Аллы. И было им вместе поначалу просто великолепно. Как говорится, и днём друг к дружке стремятся, и ночью под одну шубу ложатся. Но со временем Сергей начал всё чаще обращать внимание на одну особенность Аллы. Она постоянно во всём соглашалась с ним, при этом восхищаясь Трескачёвым, как небожителем, творящим чудеса. Поначалу Сергею это даже нравилось. К примеру, после раската грома, глядя на тучное небо, он сказал:
– Быть дождю.
И Алла, всплеснув руками, воскликнула:
– Ва-а-у!
И, когда через пять минут дождь докатился до них, она сказала:
– Вот это да! Ты почище гидрометцентра.
– Да, я такой, – соглашался Сергей. – Почище. А всё от того, что регулярно моюсь мылом… Нет, это уж будет реклама. Неважно, всё от того, что я просто регулярно моюсь.
Но время шло, и шутка затягивалась. Причём действительно – в каждой шутке есть доля шутки. Восторгаясь Трескачёвым, Алла начала обходиться одним мнением – Сергея. Если бы он сказал ей: «Посмотри, какие сегодня у всех сиреневые лица!», то она б на полном серьёзе удивилась: «Ой, а что это с ними случилось?»
Как-то раз Алла смотрела по телевизору одно из бесконечных ток-шоу, от которого атомные ядра в мозгу Трескачёва рисковали начать деление и вступить в цепную реакцию. Спасая регион, Сергей ушёл на кухню. В буфете, висящем на стене, он наткнулся на две упаковки спичечных коробков (в каждой по десять штук). Зачем Алла держала их в таком количестве дома, где электроплита, да и отопление не печное – неизвестно.
Сергей, взяв эти упаковки, уселся за стол. Распечатав одну, достал коробок и высыпал содержимое на скатерть. Затем положил две спички параллельно друг другу. На них ещё две – вышло вроде знака «решётка». Далее Сергей принялся укладывать такие знаки один на другой. Выше и выше. Причём каждый раз, смещая их чуть в сторону – вокруг оси. Потихоньку начала расти спиралеобразная башня. Трескачёв брал и укладывал спички, зажимая их в длину меж большим и указательным пальцами. Иногда к кончику указательного прилипала сера – тогда, когда уж казалось, что он уложил очередную детальку на хрупкую конструкцию. Приклеившаяся спичка грозила сдвинуть находящиеся под нею спички. В таком случае Сергей аккуратно прижимал её ногтём указательного пальца левой руки, и тогда удавалось оторвать, не вызывая крушения, правый палец. По мере роста башни Трескачёв всё больше опасался, что она упадёт. Тогда он стал брать спички за середину и, затаив дыхание и следя за тем, чтобы нечаянно не задеть грудью стол, продолжил укладывать их одна на другую. Но этот метод тоже оказался не безупречен: спичка на конструкцию как бы ронялась, сотрясая нижние, и сама не всегда ложась как надо. И Трескачёв вернулся к прежнему методу.
