— Было бы здорово, спасибо.
— И еще я купила хлеба и сыра. Будешь?
— Спасибо. В холодильнике есть салат, могу поделиться.
Как же это напоминало ему их совместные обеды, которых у них было так много в прошлом. Пикники в тенистых уголках, когда они лежали, растянувшись, на одеяле. Он просто обожал вкладывать ей в рот кусочки еды и целовать ее в перерывах. Особенно персики. Как же он любил кормить ее свежими персиками и слизывать персиковый сок с уголков ее губ…
Господи, может он перестать думать о ее губах?
Он подождал, пока она не сохранит файл и не встанет с его места. Но когда он сел на него, оно все еще хранило тепло ее тела. И он ощущал запах ее духов.
Только бизнес, напомнил он себе и включил компьютер. Он быстро нашел ее блог и прочитал его. Когда она вернулась в комнату, он сказал:
— У тебя хорошо получается блог.
К его великому облегчению, она не стала писать в блоге об истории виноградников. Она вспыхнула:
— Merci.
— Так, значит, ты хочешь посмотреть виноградники. — Он окинул ее критическим взглядом. — Туфли у тебя удобные. А головной убор есть?
Она выудила из компьютерной сумки кепку:
— Эта подойдет?
— Конечно. — Он улыбнулся. — Такого я не ожидал.
Она нахмурилась:
— А чего ты ожидал?
— Чего-нибудь более женственного. — Как та соломенная шляпка, которую она носила тогда летом, с повязанным на ней шифоновым шарфом.
— Кепка практичнее.
— Я вижу. — Он отхлебнул кофе.
Они пообедали, а потом Ксавьер отвез ее на виноградник.
— Ты не против, если я буду фотографировать? — спросила она, выходя из машины.
— Это для блога?
— И да, и нет, — сказала она. — Мне фотографии тоже нужны.
— А зачем?
— У меня хорошо развита визуальная память, — сказала Аллегра.
И как же ему думать о деле, когда ему так и хочется вспоминать, как она выглядит обнаженной?
«Расскажи ей о винограде, идиот».
— Вот это виноград сорта вайогнир. Он уже отцвел. Некоторые уже сейчас начинают срезать листья, чтобы виноградины были на свету, но я этого не делаю, потому что и слишком яркое солнце, и сильные дожди могут испортить весь урожай.
— Они как крошечные горошины, — сказала Аллегра, приподняв листья, чтобы взглянуть на виноград, потом сфотографировала их.
Какие же у нее красивые нежные руки. Он все еще помнил ее прикосновение. Как она стеснялась, когда впервые коснулась его, и как становилась все увереннее неделя за неделей, пока не стала не менее страстной и горячей, чем он.
Ксавьер с трудом сглотнул.
— Они сейчас будут бурно расти, — сказал он. Его тело реагировало на близость к Аллегре, и он рад был, что не заправил рубашку в джинсы, иначе им обоим пришлось бы сейчас испытать неловкие моменты.
— А это значит, что сейчас важно следить за тем, чтобы не было сорняков, — припомнила она то, о чем читала. — Но у нас экологически чистые виноградники, значит, мы не используем пестициды.
— Мы выпалываем сорняки вручную, чтобы они не мешали лозе расти.
«Вручную».
Аллегра представила, как Ксавьер сосредоточенно полет, может, даже снимает рубашку на жаре, и тогда солнечные лучи золотом отражаются на его коже.
Она чуть не застонала. Солнце явно туманит ей мозг. Ей надо попить воды. Вот только воспоминания все продолжали услужливо разворачиваться перед ее мысленным взором. Ксав под жарким послеполуденным солнцем запрокидывает голову, чтобы попить воды из бутылки. Вот движется его кадык. Он закрывает глаза, выливает остатки воды себе на голову, капли блестят на его обнаженной груди.
О черт, ей правда нужно взять себя в руки. Но как, если с возрастом он стал еще прекраснее — все так же уверен в себе, но не так заносчив, как бывал иногда в юности.
— А в августе будет veraison, — продолжал Ксав.
— Когда виноград меняет цвет.
Он с явным одобрением на нее посмотрел:
— Знаешь, как я его проверяю?
— Пробуешь на вкус?
Не надо было ей этого говорить. Она тут же вспомнила, как он распробовал ее на вкус вчера. Как же ей хотелось, чтобы он сделал это снова — прямо здесь и сейчас под палящим средиземноморским солнцем.
— Ты работаешь каждый день? — спросила она.
— Практически да. И конечно, не жду от тебя того же. Это моя земля. Она часть меня.
