– Ты почему не ходишь? – задала она сногсшибательный вопрос, таким тоном, словно я специально, по своей хитрости, просидела столько лет в коляске. – Смотри, как хорошо спину держишь!
– Со мной же никто никогда не занимался, – промямлила я тихо. – Меня вообще мало лечили… И бо́льшую часть своей жизни я прожила не там, где положено…
Врач вскинула на меня недоуменный взор. Я попыталась рассказать про ПНИ и как оттуда выбралась, но она грубо оборвала:
– Я сама как специалист вижу, что у тебя олигофрения!
Тогда я показала свою книгу «Из жизни волшебника Мишуты», специально прихваченную с собой. Она долго ее рассматривала и ошарашила заключением:
– Вот видишь, ты же смогла написать книгу, значит, сможешь и ходить!
– Так вы меня возьмите к себе в больницу, – с надеждой в голосе попросила я.
– Не могу! У нас в ортопедии занимаются только теми, у кого мышечные контрактуры и неразработанные суставы. А у тебя спастика и гиперкинезы – их надо снять. Тебе следует сначала полечиться в неврологии, а там посмотрим.
После общения с врачом-ортопедом я долго пребывала словно в опьянении. С одной стороны, малоприятный осмотр и разговор с упоминанием давно снятого с меня диагноза «олигофрения», зато с другой стороны – надежда на то, что я буду ходить! Ну как я могла ей не поверить? Она всё-таки врач. И если она считает, что я могу ходить, то значит, так оно и есть. Не станет же врач напрасно обнадеживать. Я увидела в этом враче-ортопеде волшебницу.
И в идее поставить меня на ноги, сыграл свою роль еще один давний случай. Когда я жила в Прокопьевском, к нам привезли новенькую девушку – Галину. Так вот у этой Галины была точно такая же форма ДЦП, что и у меня, со спастикой и гиперкинезами, но она сама ходила и самостоятельно ела. Я допытывалась у Галины: чем ее лечили? Она мне рассказала, что в Новокузнецке есть детский психоневрологический центр, где, в том числе, проживали и дети с ДЦП. И в этом центре с ними занимались – и физически и педагогически, кто мог и хотел учиться, тех учили. До шести лет Галина лишь ползала на четвереньках. А в центре ее лечили – и медикаментозно, и ЛФК, и проводили физиотерапию – и она встала на свои ноги!
Вот почему я столь безоглядно поверила тогда этой докторице, и настояла на том, чтобы меня госпитализировали в неврологическое отделение 29-й Городской больницы Новокузнецка.
В отделение неврологии я попала не в самое лучшее для Российского государства времечко – февраль-март 1998-го. Лекарства бесплатно уже не выдавали, их надо было покупать самим. Это постсоветское нововведение действует и поныне – в декабре 2009-го я снова лежала в этом отделении – и та же схема медицинского обслуживания с лекарствами за счет больного.
Я не стала спорить и купила пирацетам. Потом врач назначил мне таблетки с непривычным названием «наком». Наком применяют после операции на мозге, чтобы избежать судорог. В комплексе с другими препаратами и витаминами он дает неплохие результаты. И я воодушевилась. Мне повезло с покупкой – приобрела лекарство прямо с оптовой базы, по 400 рублей, а в аптеке он стоил 600. Но наком оказался «не моим» препаратом. Он немного снимал спастику в сочетании с витаминами группы В, но не более того. Гиперкинезы оставались. Они у меня вообще плохо снимаются лечением и сильно зависят от моего эмоционального состояния: иногда их нет по нескольку часов, а иногда внезапно возникают и долго не проходят. В острых случаях мне колют реланиум.
Лечащая врач чувствовала, что наком – не то средство, в котором я нуждаюсь, что надо подбирать другое. Но ничего не могла сделать – ведь, чтобы подбирать больному лекарства, надо эти лекарства иметь в ассортименте, а в муниципальных больницах таких запасов – для индивидуального подбора каждому пациенту – уже не держали. И я покорно принимала наком и терпеливо ждала, когда же у меня, наконец, появится равновесие в теле. И мечтала, как меня начнут ставить на ноги, и я пойду «на своих двоих»…
В палату приходила инструктор по физкультуре и занималась с нами положенное время. Я старалась выполнять все упражнения, вот только с левой рукой была проблема. Иногда непокорная левая, ну, никак не хотела разгибаться, и я прятала ее за спину. Инструкторша рявкала:
