Чемдалов огляделся. Они ничего не знают, подумал он. И не узнают, потому что Величко – не знал. А если и узнают, то не смогут помешать. Едят, пьют. Ходят…
Живите пока, ребята.
У него было странное чувство: будто он на сцене театра, идет бесконечная пьеса, и все давно забыли, что это пьеса – и пытаются жить всерьез. И даже умирать – всерьез.
– Ладно, – сказал он вслух. – Допустим, что ты прав. Величко перебежал… туда. В Мерриленд, в Палладию – неважно. Скорее, в Палладию. Он и так всплывет рано или поздно. А может быть, его засадят на Гармошку. По большому счету, Степа, – плюнуть и растереть. Все равно – когда мы туда придем, деться ему будет некуда.
– Нет, – сказал Туров. – Его нужно найти и убить. И Марина – найти и убить. Это – нужно. Все остальное – как получится…
– Ладно, – сказал Чемдалов. – Тогда – занимайся этим делом. Три недели сроку.
– Понял, – сказал Туров. – В Большой Комитет за помощью обращаться можно?
– Да хоть в Центральный. Но чтобы легенду не нарушать!
– Я не пацан, – отмахнулся Туров.
Глеб и узнавал, и не узнавал Новопитер. Все в нем будто бы осталось то же – но сместилось, сдвинулось, поменялось местами. Узкими стали проспекты, куда более изящными – фасады. Непривычно звучала уличная речь. Плыло в глазах от щедрости витрин, от запахов сдобы кружилась голова. В первые дни у них почти не было денег, сороковник, выданный комендантом Маяцкого на дорогу, растаял мгновенно. Департамент же охраны, куда они обратились с паролем, оплачивал лишь жилье и выдавал три рубля суточных на двоих. Этого хватало, чтобы один раз незатейливо поесть: щи, баранина с кашей, пирог, молоко, – да раз попить чай с сухарями. Лишь через неделю из Кассивелауна поступил Глебов перевод.
Это событие они отметили шикарным ужином в «Пилигриме». Потом отправились в ночную оперетту. Давали «Седьмую жену» Блонского. На самом патетическом месте, дуэте Лизы и Капитана, Глеб вдруг уснул. И потом несколько дней кряду с ним это случалось: он засыпал в самых неподходящих местах. Ему снились какие-то чрезвычайно яркие сны – но не запоминались совершенно. Пятнадцатого августа случилось два события: Алик получил наконец отправленный «золотой груз»: свои странные деньги, Глебов револьвер и патроны к нему – и пришло приглашение явиться на некую «общую встречу».
Шестнадцатого, в четыре часа пополудни, сильно парило после дождя. В многочисленных протоках и каналах вода стояла высоко.
«Общая встреча» проходила в отдельном кабинете ресторана «Беловодье». Два лица были знакомы Глебу: офицера, который принимал их в первый день по прибытии, лейб-гвардии подпоручика Павлова – и господина Байбулатова Кирилла Асгатовича…
Среди пассажиров, сошедших на берег в Кассивелауне с борта пакетбота «Иван Великий», обслуживающего линию Ньюхоуп – Новый Петербург и задержанного в Ньюхоупе из-за гражданских беспорядков, была и маленькая еврейская семья: папа Джейк Шульман, часовщик, ювелир и антиквар, как он отрекомендовался, и его семнадцатилетняя дочь Наоми. Пара была трогательная: низенький, кругленький, очень подвижный, очень разговорчивый папа – и высокая, медлительная, вся в мелких кудряшках черных роскошных волос, с диким взглядом из-под тяжелых век дочь. Ее можно было бы счесть красавицей – если бы не багровое родимое пятно на шее и на части щеки. Папа рассказывал всем, кто соглашался его слушать, что это пятно – часть семейной трагедии, женихи далеко стороной обходят девочку, но нельзя же допускать, чтобы она так страдала ни за что – и вот он, отец, исполняя свой отцовский долг, везет ее в Порт-Блессед к доктору Квили, который умеет такие пятна удалять… Дочь молчала, глядя в пол. А девочка-то – огонь под пеплом, шепнул своему другу и компаньону мистер Мак-Конти, адвокат. Компаньон охотно согласился. Они и сошли в Кассивелауне, и Светлане почти не пришлось прибегать к своему умению говорить с акцентом и особым образом строить фразы, чему ее так упорно учил Сол. Сначала было смешно, потом стало получаться. Еще три дня, и мы сосватаем тебя за раввина, смеялась Олив. В Кассивелауне было темно из-за низко висящих туч. Дождь начинался, но тут же кончался. Сильно пахло рыбой. Другая пара, мистер и миссис Черри, роскошная блондинка с синей лентой в волосах и пожилой моряк, не по своей воле ставший чиновником адмиралтейства, как бы случайно прогуливалась по палубе над трапом. Баркас отчалил. Взлетали весла, и уже невозможно, невозможно было различить слившиеся в короткое тире фигуры пассажиров. Увижу ли я ее когда-нибудь? – вдруг с ужасом подумала Олив. И Светлана, глядя на уходящий все дальше и дальше высокий борт барка, подумала: увидимся ли? О Господи – где и когда? Раз… раз… раз… – негромко командовал боцманмат. Небо касалось верхушек мачт.
