– Помню, – Алик медленно кивнул. Из кровавой каши на острове Бурь им удалось выбраться чудом.
– Так вот, о главном. Местные говорят, что есть в горах странное место, с ирландского переводится как «чертногусломит» – так вот, одним словом. Вроде бы уже с полгода оттуда доносятся шум, гром… ночами зарево, вспышки. А зимами там всегда очень холодно, дует ледяной ветер – и необыкновенно много снега. Горы снега. Рыбацкий поселок неподалеку – миль семьдесят всего, по их масштабам совсем рядом – называется «Дверь В Ад»…
– Это оно, Глеб, – сказал Алик очень тихо. – Покажи по карте…
Глеб показал.
– А наши где?
– Уезжал – были вот здесь. Сейчас, наверное, уже досюда дошли. А «Чертногу…», как видишь, в стороне, и дорог туда нет.
– Дороги – это не главное…
Они долго молчали.
– Ты сумеешь его закрыть? – спросил, наконец, Алик.
– Не знаю, – медленно сказал Глеб. – Я просто не представляю, как выглядит сквозной проход в пыльном мире… Может, там и жечь-то нечего?
Это была ложь. Глеб знал, как выглядит проход, знал, что с ним надо делать – и потому старался, как мог, избежать этой работы. Вдруг – обойдется? Вдруг это проклятое дело сделается само? Свернутый конвертиком лист плотной серой бумаги лежал в кармане. Телеграмма. Догнала его вчера вечером. «Это мы сделаем. Все остальное – твое, сынок. Вильямс.»
– Но ты говорил, есть еще какой-то способ…
– Нет, – медленно сказал Глеб. – Только Белый огонь. И ничего другого.
– Понятно, – помедлив. Алик кивнул. – Пусть так. Кокаин мы достанем. Сколько надо?
– Много. Может быть, несколько тонн. Хотя бы сырца.
– С сырцом вообще никаких проблем… – Алик вдруг заозирался по сторонам. – Слушай, давай водки выпьем? А то меня что-то поколачивает.
– Только чуть-чуть. Развезет по жаре…
– Именно что чуть-чуть. Илюха! Принеси-ка, братец, водочки холодной и закуски какой ни на есть.
Илья, денщик Алика, высокий худой солдатик в необыкновенно огромных сапогах, до тех пор безгласно сидевший в углу за шахматной доской и делавший ходы попеременно то за белых, то за черных, встал, не отрывая от доски взгляда, обогнул столик и вышел в дверь боком.
– Обучил его, шельму, шахматной игре, – засмеялся Алик. – Теперь за уши не оттащишь. Меня обыгрывает без ладьи. Будь добр, если вдруг снова окажешься там, – Алик понятным жестом показал через плечо, – добудь ему учебник Ботвинника или Бронштейна. И вообще шахматные книги…
– Ладно, – сказал Глеб. – Не забыть бы только.
Вернулся Илюха. На дубовой резной доске в углублениях стояли: бронзовый, темный от времени ледничок с торчащим горлышком графина, две рюмки, две ложки, хрустальный бочоночек с икрой и розетка с крупно нарезанным лимоном.
– Так, – сказал Алик, нахмурясь. – И кого же это ты не наделил рюмкой? Меня или вот Глеба Борисовича?
– Так ведь, вашсокородь…
– Быстро третью, а то степлится.
Денщик метнулся.
Налили, встали. Алик зацепил ложкой икру, выдавил сверху ломтик лимона. Глеб сделал то же самое.
– Бери закуску, – сурово приказал Алик вернувшемуся Илье. – Иначе талант погубишь. – И Илья зачерпнул игру огромной липовой лопатой, извлеченной из нагрудного кармана.
– Здоровье Ее величества, – сказал Алик.
– И за успех, – подхватил Глеб. – И за удачу. И за таланты, за мастерство, за знания и умения – твои и твоих людей. И главное – за то, чтобы это помогло нам выстоять.
– И за тебя, дружище. Без твоей помощи…
– Не стоит, – сказал Глеб. – Профессии шпиона и вора – не из самых почетных…
– Остаюсь при своем мнении. Пьем.
Опрокинули водку, закусили. Алик посмотрел на часы.
– Вот и ехать пора. Не слишком торопясь – прибудем к сроку. Начальство же все равно опоздает…
От поселочка, где жили Алик и его люди, до полигона – было четыре версты. Ехали по-над берегом шагом. Солнце грело правую щеку, намекая на скорый полуденный жар. Да, и не спасут тогда ни крахмально-белый цвет мундиров и фуражек… каково же казакам в их темно-синем? Без казачьего конвоя Алику нельзя было покидать поселок и даже просто выходить из дому – два покушения на него уже состоялись…
Бутылочного цвета вода залива лежала тихо, как неживая. Далеко, милях в восьми, чернела щетинистая тонкая коса. Где-то посередине между нею и берегом выступало из воды множество серых и красноватых камней. Говорили, что в давние времена здесь был город и порт, но земля опустилась… Густо пахло йодом и теплым илом. Над степью воздух начинал плавиться и растекаться, временами поблескивая над землей, как озерца или соляные плеши.
