– А я хочу через десять лет стать министром финансов, – сказал Игорь.
– Через десять не станешь, – с сомнением возразила Ритка.
– Ну, тогда через двенадцать, – поправился Игорь и, сделав очередной глоток, передал бутылку Витьке Семину.
– И через двенадцать не станешь, – сказала Ритка.
– Почему? – спросил Игорь.
– Потому что злой, – ответила Ритка и отвернулась.
Они были в полупьяной эйфории.
Последняя сессия была почти сдана.
Впереди был последний, дипломный семестр.
А на дворе был любимый русский праздник – Старый Новый год…
– А меня ты не хочешь через десять лет? – спросила Ритка с какой-то отчаянной ноткой, которую не скрывал ее хмельной смешок.
Наигранный смешок.
Антон и Семин отвернулись.
Всю последнюю неделю Игорь и Ритка только и делали, что разбирались в своих отношениях.
– Ничего, милые бранятся, только тешатся, – хмыкал Семин.
Но напряженность, возникшая в отношениях их блестящей пары, не была похожа на милую брань двух без ума влюбленных друг в друга молодоженов. Да и молодоженами они не были – Ритка с Игорьком. Уже три года вместе. Да и вообще – не были они расписаны.
– Will You still need me, will You still feed me, when I m sixty fore? – пропел Семин, отвернувшись от их перманентно записных голубка и голубицы.
– А ты, Семин, чего хочешь через десять лет? – снимая напряженность и меняя тему спросила Ритка.
В трамвае она сняла с головы вязаную шапочку, и ее свежевыкрашенные, вернее, свеже-обесцвеченные пергидролью волосы щедро рассыпались по плечам и спине.
Игорю не нравилась такая вот новая Ритка.
– Дура, под чухонку обесцветилась, нам в Питере итальянок, испанок жгучих не хватает, а она туда же!
Семин сказал Антохе, что Ритка назло Игорьку обесцветилась. Ведь совсем недавно – перед самым Новым годом, она в парикмахерской на Невском в темную шатенку покрасилась. И вот через две недели – нате!
– А я через десять лет хочу либо свою музыкальную радиостанцию в Питере сделать, чтобы музыку нормальную, а не эти "ша-ла-ла-лу-ла" крутить, либо трассу "Формулы-1" в Питере открыть, чтобы Сенна с Манселом здесь гонялись, – сказал Семин, передавая бутылку дальше – Антону.
– А не хочешь стать первым спонсором наших русских кольцевых гонок на автобусах "Икарус" – на этих скотовозах, на "гармошках" с пассажирами, – и чтобы пассажиры в дверях гроздьями висели, а моторы гоночные, форсированные поставить, тысячесильные? – спросил Игорь, скривив уголки губ в своей коронной ироничной улыбке.
– Дурак! – фыркнула Ритка. – Злой дурак.
– А ведь раньше она все остроты Игорька первая на ура воспринимала, – толкнул Витька Антоху в бок.
Антоха и сам заметил эту перемену. Что-то произошло.
Что?
То, что Игорь Ритку замуж не берет?
Конец учебе…
Жили-жили три года, шесть семестров, бой-гелфрэндами друг дружке, а как учебу кончать, что теперь? Пути-дорожки врозь? А Ритка ведь надеялась?
– А ты сама, Ритуль, ты чего через десять лет? – спросил Семин.
– Быть мадам Сохальской и старшего отводить в… – Ритка, прикрыв глаза, принялась считать, – un, deux, trois, quatre, cinq, six… старшенького отводить в третий класс гимназии, а младшенькую – в первый… И отвозить на новенькой четыреста пятой "Пежо"…
– Dream on! – сказал Сохальский, закатывая кверху глаза. – Хотя однофамильцев у меня может быть и немало!
Ритка, казалось, пропустила это мимо ушей.
– Антоха, Антоха, а ты-то что загадал? – спохватился Сохальский. – Небось, джентльменский набор ленинградского обывателя? Квартирку, машинку и дачку под Выборгом на озерце?
Но Антохе не дали сказать.
Вернее, Ритка не дала.
Она вдруг развела руками, отодвигая от себя сидевших подле нее кавалеров, и, сделав значительное лицо, сказала:
– Заклинаю все небесные и подземные силы, подчиняющиеся счастливому числу семь тысяч семьсот семьдесят семь, чтобы мне через десять лет вернуться сюда, в Питер, этакой интуристкой, чтобы с французским паспортом поселиться в лучшем номере отеля "Астория", и чтобы всякие манерные мальчики с экономическими дипломами были бы у меня на посылках: "Мадам, для вас экскурсию по городу на лимузине?
Мадам, для вас поездку в Петродворец с индивидуальным осмотром дворца "Мон-Плезир"?
