«Как его воспитывать? В соответствии с какими ценностями?».
«Не знаю», — пожимал плечами мой друг каждый раз, когда я его об этом спрашивал. — «Старые заповеди давно не работают. Цифровой мир, обилием хранящейся в нем информации, ярче, чем некогда мышление, показал нам их условность. Убийство в целях самозащиты; кража, чтобы не умереть от голода; ложь во спасение; почитать некоторых отцов и матерей, которых сегодня показывают в скандальных телешоу, как минимум странно; а прелюбодеяние, напротив, уже давно считается нормой. Нерушимые заповеди, превратились в необязательные нравственные нормы и наказуемые законы, для многих, впрочем, тоже весьма эфемерные, ведь они допускают разночтения и при должной изворотливости их можно обойти и юридически, и морально. Косячить с чистой совестью! Звучит как тост и наилучшее пожелание, но это кредо межбожеского периода. Нет, старые заповеди давно не работают».
Но неужели мы, создавшие бога, не придумаем для него и новый завет? Более универсальный. Завет, по которому мы воспитаем нового бога и по которому он впоследствии изменит мир.
***
— С такими друзьями я бы тоже с ума сошел, — тихонько буркнул я себе под нос, когда больной закончил и эту часть своей проповеди. Потом я решил, что на сегодня с меня хватит и вышел было из палаты, но спустя мгновение вернулся, осененный внезапной догадкой. — Андрей, Андройд, Первозванный… все эти ваши друзья, это ведь один человек, правда? Больше того, это всё вы! Почему бы так и не сказать, зачем что-то выдумывать?
Мой странный пациент ухмыльнулся и опять пожал плечами, будто никаких других движений вовсе не знал.
— Местные психи все свои странности выдали еще в первую неделю моего здесь пребывания, — сказал он. — Вы можете удивиться, но сумасшедшие быстро перестают быть интересными. Проявив свои симптомы, они становятся ограниченными и предсказуемыми, а общение с ними становится более скучным, чем даже одиночество. А вы часто подолгу сидели один в четырех стенах, без общения и другого информационного фона, кроме собственных мыслей?
Я отрицательно мотнул головой, хоть и поймал себя снова на мысли о том, что речь идет о стенах, существующих лишь в его голове. Впрочем, менее крепкими они от этого не становятся.
— То-то же. А мне с моими нами вполне комфортно, — улыбнулся тем временем он. — Да-да и с тобой, Кощеюшка.
Последние слова больной сопроводил поглаживанием воздуха рядом с собой, словно гладил невидимого кота. Я-то уже был готов поверить в его относительную нормальность, подумать, что на нем просто влияние чудаковатых друзей сказалось, но он все это время говорил о себе. В третьем лице и в трех разных лицах… да еще этот кот… И теперь мне оставалось только добавить в его карту новый симптом, закатить глаза, со скорбным вздохом покачать головой и уйти, что я собственно и сделал.
«Пророк цифрового бога…» — усмехнулся я про себя уже на улице. — «Сумасшедший конечно, но словами своими зацепил знатно».
Хотя бы только потому, что я заметил, как во всех своих мыслях нахожу им подтверждение, будто уже наложил на свою жизнь соответствующий трафарет убеждений.
«Видимо я все же „ламер“, если меня так просто „хакнул“ какой-то псих,» — решил я, впрочем, ничуть не расстроившись этому.
Накрапывал дождь, несмотря на то, что еще утром ни у кого смартфон непогоды не предвещал; за невзрачными пухленькими врачихами, не выглядевшими ни романтичными, ни стервозными, заезжали такие же обычные, лысеющие мужички с пивными животиками, матерившиеся, впрочем добродушно, по поводу того, что только что помыли машину и «вот тебе на…».
А ночью и вовсе случилась гроза.
