— Похороненной? — смеялась Эйми. — Я его обожаю — и вас тоже.
Старая Белла целовала ее, зная, что это правда. Она наблюдала, как с течением лет Эйми Апем, подобно ей самой, все больше нуждалась в ком-то, кто бы нуждался в ней. Они никогда не говорили о парне, с которым Эйми была помолвлена и который погиб во Вьетнаме, или о родителях Эйми, которых она не помнила.
Но пожилая леди часто заводила разговор о пасынках и падчерице, за чьими карьерами она внимательно следила по статьям в «Райтсвиллском архиве». И вместе с накоплением досье Ливингстонов в архиве газеты усиливалась и ее мрачность.
Поэтому Эйми удивилась, когда Белла неожиданно сказала:
— Эйми, свяжись с Сэмюэлом Младшим, Эвереттом и Оливией, где бы они ни находились, и попроси их навестить меня.
— Неужели они согласятся?! — воскликнула Эйми.
— Согласятся, если ты скажешь, что я этого хочу. Они слишком хорошо воспитаны, чтобы отказаться. Воспитание, — сухо добавила Белла, — их сильная сторона.
Дети Сэмюэла Ливингстона приехали на уик-энд в начале лета.
Сначала они показались Эйми очаровательными. Оливия походила на драгоценный камень в столь же дорогой оправе, хотя под ее красивыми глазами темнели мешки, свидетельствующие об усталости. Она приветствовала Эйми без всякой снисходительности, которой та опасалась. Эверетт оказался веселым, крепким и широкоплечим, с кожей, похожей на печеный картофель, — взяв Эйми за руку, он ласково поблагодарил ее за заботу о «маме». Сэмюэл Младший — высокий, сутулый и худощавый, с изысканными манерами — словно сошел со страниц романа Джона Ф. Маркуанда.
Старая леди, ожидавшая на передней лужайке, когда Моррис Ханкер привезет детей из райтсвиллского аэропорта в старом «линкольне» Ливингстона, велела Моррису позаботиться об их багаже.
— Ты отвела нам наши старые спальни, Белла, — сказала Оливия, когда они присоединились к ней на лужайке. — Как приятно.
— Приятно, что вы приехали, — с улыбкой отозвалась пожилая леди. — Эйми, дорогая, пусть Доркас приготовит чай.
Когда Эйми вернулась с Доркас и чайным столиком на колесах, она застала семью за дружеской беседой.
— Я всегда терпеть не мог этого парня, сестренка, — говорил Сэмюэл Младший. — Он носил галстуки, раскрашенные вручную.
— Какой из мужей это был, Оливия? — с интересом спросила старая леди. — Прусский барон или венгерский граф?
— Испанский принц, — поморщилась Оливия.
— Тот, который обошелся тебе в двести тысяч долларов?
— О боже! — вздохнула Оливия. — Нет, Эйми, без сахара. Побольше лимона.
— С вашей фигурой? — улыбнулась Эйми. — Смотрите, что стряпня Доркас делает с моей.
— Теплый день, — заметил Эверетт Ливингстон. — Как насчет того, чтобы поплавать, Эйми?
— Не вздумайте, — предупредила Эйми Оливия.
— Предательница, — фыркнул ее брат. — Знаешь, Белла, Га-Га снова выставлена на продажу. Она снова пребывает между мужьями.
— Га-Га? — переспросила старая леди. — Ах да, твое газетное прозвище.
— Значит, оно наконец дошло до Райтсвилла, — спокойно отозвалась Оливия.
— Смерть журналистам! — Эверетт поднял свою чашку. — Когда час коктейля, Белла?
— Позже. — Белла Ливингстон улыбнулась. — Кстати, Эверетт, газеты и с тобой обошлись не слишком приятно, не так ли? Меня всегда интересовало, что внушило тебе мысль, будто ты сможешь извлекать деньги из спорта?
— Всеамериканская номинация и папин миллион.
— Но твои авантюры с профессиональной футбольной командой и гонками малолитражных автомобилей окончились провалом, верно? И вдруг я снова читаю, что ты пытаешься купить профессиональную баскетбольную команду.
— Красивую девушку ты здесь поселила, Белла, — ушел от ответа Эверетт.
— Благодарю вас, мистер Ливингстон, — пробормотала Эйми.
— Эв, — поправил Эверетт. — Давайте все-таки искупаемся в пруду, Эйми.
— Не вздумайте, — снова сказала Оливия.
— А ты, Сэмюэл, — продолжала старая леди, поставив свою чашку. — Ты потерял деньги на нефтяных скважинах и приисках, не так ли? А сейчас, как я слышала, занялся ураном.
— Занимался, — вздохнул Сэмюэл Младший, протягивая руку за сандвичем с арахисовым маслом. — Да, Белла, мы все в состоянии финансового краха.
