Трагедия адмирала Колчака. Книга 2 - страница 46

. Таким образом было бы достигнуто объединение фронтов. Ген. Лебедев горячо выступал против моего предложения. Он говорил, что если мы соединимся с ген. Деникиным, то возникнут споры о первенстве, которые поведут к гибельным последствиям. (Тогда ген. Деникин еще не заявил о своем подчинении Колчаку.) Поэтому мы должны идти на Москву. Того же мнения были и все другие, кроме меня и Дутова. Адм. Колчак вмешался только в конце спора: кто первым придет на Москву, тот будет господином положения. Это были его подлинные слова. Меня поразили эти рассуждения — а еще более то, что Колчак мог пойти на честолюбивые планы своего начальника... штаба. Это было новое проявление его слабости. Я начал бояться вредного влияния ген. Лебедева. Но все же должен был подчиниться решению большинства и приложить все силы, чтобы приготовить свою армию к его выполнению».

«Сообщение Гайды подтверждается свидетельством Будберга», — добавляет Милюков. Обратимся к подлиннику, который Милюков цитирует неточно. 11 мая Будберг записывает:

«Касаткин дал мне доклад Ставки, составленный согласно решению совещания высших чинов Ставки, на котором все высказались за преимущество северного направления. Оказалось, что в Ставке (как говорят, со слов Лебедева) не верят в силу и устойчивость армии Деникина и считают ее ненадежной; я лично никогда не поверю, чтобы южные формирования были хуже наших сибирских.

Затем в докладе указывается, что население южных губерний по нижнему течению Волги тоже малонадежно, так как там много рабочих и бродячей вольницы; жел. дороги Юга считаются также очень потрепанными и лишенными подвижного состава, что делает невозможным базирование на них при общем наступлении к Москве. Казанско-Вятский фронт ставочными стратегами оценивается по той же схеме несравненно более благоприятным; считают, что население здесь крестьянское, более спокойное и, как уверяют, чуть ли не монархическое. Оценка Ставки однобока и могла убедить только очень малограмотных людей...

Маленькие люди в Ставке говорят, что северное направление избрано под влиянием настойчивых советов ген. Нокса, мечтавшего о возможно скорой подаче английской помощи и снабжении через Котлас, где существовало прямое водное сообщение с Архангельском...

Мне ясно, что проект Нокса о северном наступлении не был проанализирован; за него схватилась Ставка, так как это давало наиболее близкий путь к заветным стенам Кремля; его поддержала Сибирская армия и ее импульсивные и честолюбивые начальники, ибо это давало им блистательные перспективы к отличиям и славе... Злые же языки Ставки шепотом, чтобы не услышала контрразведка, шипят, что главным козырем северного направления была возможность избежать соединения с Деникиным, ибо младенцы, засевшие на все верхи, очень боятся, что тогда они все полетят и будут заменены старыми опытными специалистами» [XIV, с. 240—242].

Отбросим сплетни, которым Будберг не верит. Что же он подтверждает? Прежде всего то, что именно Гайда поддерживал северное направление — ведь он был начальником Северной армии. Доклад Ставки, который видел Будберг, лишь формулирует решение совещания высших чинов Ставки (возможно, в Челябинске). Милюков знает рассказ Гинса о беседе его с Гайдой, в которой последний объяснил свой военный план: «Спустя десять дней он возьмет Вятку и разобьет Северную армию противника. С полной уверенностью в успехе он показал мне на карте, как он загонит красных в болота. Потом он стал жаловаться на неясность общего плана кампании. Ставка тянет на юг, на соединение с Деникиным, а он, Гайда, считает, что Москву надо брать с севера. Соединение с Архангельском сразу улучшит снабжение армии, англичане гарантируют большой подвоз всего необходимого» [II, с. 195]. По мнению Милюкова, показания Гайды и Будберга заслуживают предпочтения, как мнение сторон в начале операции. Обратим внимание, что Гайда рассказывает о совещании в январе; беседа Гинса была в апреле; запись Будберга относится к маю (в январе Будберг был еще в Харбине и, следовательно, никак стороной быть не мог)... Милюков допустил еще смелое обобщение, утверждая, что «русские источники» подтверждают правильность точки зрения (изложенной в мемуарах) Гайды. В действительности русские источники все без исключения противоречат изложению Гайды. Иначе не могло и быть, ибо, вопреки тексту воспоминаний,