Теоретически Павлу верно определял основное несчастье русской общественности — в процессе революции не создалось большого коалиционного блока, который, не будучи ни интернационалистическим, ни монархическим, был бы просто национальным и демократическим [«Чехосл. Дн.», № 552]. Но возможный в Сибири «блок» ни Павлу, ни его единомышленники не поддерживали — они все-таки тянулись к «крайностям», ошибочно олицетворяя демократию в лице одной партии с.-р., которую не только кадетский «Св. Край», но они сами, в сущности, причисляли уже к контингенту «политических инвалидов». Отсюда вытекала двойственность позиции. Якушев в октябрьском «циркуляре» приводил отзыв Павлу: «Ни в какую политическую комбинацию, связанную с Колчаком, чехи не пойдут, ибо такая комбинация явно безнадежна и обречена на провал». Допустим, что слова переданы неточно. Но едва ли Якушев мог измыслить такой отзыв в широко разосланном по Сибири письме. Он, быть может, делал неверный вывод: при отрицательном отношении к Колчаку чехи должны пойти непременно с его противниками. Павлу же вел переговоры не с сибоблдумцами. Очень правдоподобно, что за этими переговорами стояла какая-то новая политическая комбинация. Не с Дитерихсом ли?
«Проекты» Павлу встречали оппозицию в самой чешской среде. Сибирское политическое представительство и военное командование расходились с мнением центрального Правительства, более точным выразителем которого явилась прибывшая во Владивосток делегация. «Командование легий, — пишет Кратохвиль, — должно было бороться с посольством государства». «Президент и министерство (Тусарово) твердо держались того мнения, что армии нельзя разрешить какого-либо участия в русских военных операциях». Верховное командование в это время «договаривалось» с Колчаком об интервенционной службе и о плате за нее. Целый ряд документов, утверждает Кратохвиль, удостоверяет, что для военного командования «действителен был лишь план бывшего председателя министров Крамаржа». «За золото, — патетически восклицает автор, — командование предложило армию из 50 тыс. тех, которые добровольно шли навстречу смерти за свои идеи!»
Исправлять некоторую специфичность изложения Кратохвиля едва ли надо. Проект Павлу «был отвергнут»>45. Телеграмма Бенеша Жанену — последний также был противником привлечения чехов на фронт — говорила о неисполнимости «проекта» Павлу и высказывалась против какого-либо нового ангажирования войск и добровольцев... «Общественное мнение» в Чехословакии хотело иметь армию «по возможностям скорее дома и без новых жертв».
«Проекты» Павлу сами собой падали при катастрофической неудаче на антибольшевицком фронте в России... В Сибири, конечно, должна была победить официальная точка зрения, представленная поверенным в делах д-ом Гирсой. Среди чехов, в связи с продвижением большевиков, начались волнения из-за опасения грозившей им участи (телеграмма Сукина 20 ноября). Гирса попытался сделать ставку на социалистические группы, подготовлявшие переворот в Иркутске под флагом окончания гражданской войны. «Чехам, — говорит местный деятель, стоявший в курсе закулисных переговоров, упомянутый N, — нужно было более податливое, более дружественное правительство, чем Правительство адм. Колчака. Земское правительство было бы, в сущности, самым подходящим для чешских целей... Вот откуда явился у чехов вообще, а у Гирсы и ген. Сырового в особенности интерес к работе иркутского Политического Центра. И появление «меморандума» должно было реабилитировать демократичность чешской политики в глазах этих социалистических групп. Такое объяснение появления «меморандума» дает Кроль. И оно правдоподобно, если не предполагать за кулисами более серьезного сговора>46.
На чехов произвело впечатление, когда Иркутская Городская Дума 28 октября отклонила празднование годовщины Чехословацкой республики.
Гласный Половников предложил устроить чествование этой годовщины. Председатель (с.-д. Константинов, впоследствии большевик) резюмировал наступившее молчание как принятие к сведению этого предложения.
Половников. Как это принять к сведению?
