Той осенью на Пресне - страница 2
«Все-таки она у Ирины – ничего, – подумал Олег. – Кажется, пока не злится. Во всяком случае собак не спускает. Хотя, еще не вечер». – Проходите, и в комнате посидите, – велела Нелли Алексеевна. – У нас еще не все готово. Большая комната была поклеена блеклыми алыми обоями. На стенах висели рисунки, пришпиленные булавками, медный эстамп, из тех, что припаривают юбилярам, и вывеска на гвоздике «Посторонним вход воспрещен». Гостей предполагалось потчевать за журнальным столиком. На нем стояли тарелки, рюмки и ваза с яблоками. – Ириша, я начинаю оладьи печь, – сообщила из кухни Нелли Алексеевна. – Слышишь меня? В дверь позвонили. – Ой, вы, Сергей! – говорила в прихожей Нелли Алексеевна. – Какой вы солидный и серьезный! Рада вас видеть. Все хорошо у вас? В комнату вошел полный человек лет сорока в больших очках, расстегнул пуговицы на пиджаке, протянул Олегу руку и важно представился: – Сергей Павлович! – Как ваша мама? – спросила его Нелли Алексеевна. – Ничего. Хотя, по всякому бывает. – Я слышал, вы с Ириной работаете? – Сергей Павлович обращался к Олегу. – Да-да, поговорите. А то – у нас сегодня оладьи в программе, – сказала Нелли Алексеевна и ушла. – Вместе работаем, – ответил Олег. – И как? – важно спросил Сергей Павлович. Олег не понял, что от него хотят услышать, и промолчал. Вошла Ирина в цветастом, расклешенном платье с короткими рукавами. Она казалась в нем большой и нескладной. Брат чмокнул ее в щеку: – Похорошела – невозможно! А мы с твоим товарищем беседуем, как у них там на работе. – У них там все в порядке. – Ирина поправила брошь на платье и наклонилась над журнальным столиком. – Тогда больше не спрашиваю. – Сергей Павлович уселся в кресло. Из кухни несся запах горелого. Ирина выглянула в коридор и крикнула: – Мам! Чего там у тебя? Сергей Павлович посмотрел на Олега и спросил: – Перспективы на работе есть? Кандидатскую готовите? – Он – год, как защитился, – ответила за него Ирина. – А я – в этом! – важно говорил Сергей Павлович. – Мне на защите восемнадцать вопросов задали. Столько никому не задавали. Тема очень большой интерес вызвала: «Организация соревнования в аппарате районных Советов». Ведь сколько там всяких проблем! И теоретические основы, и разработка методологии исследования, и практика реализации. А потом еще полтора часа спорили о моей трактовке стимулирования труда. – И каких наук ты теперь кандидат? – спросила Ирина. – Исторических. Нелли Алексеевна принесла большую тарелку с оладьями, – сверху – более-менее белесые, а пониже – подгоревшие. Олег открыл шампанское, а Сергей Павлович сказал, что будет пить водку. – Ну, кто-нибудь скажет? – спросила Ирина. – Или молча пить будем? – Знаете, давайте вот за что? Вернее – за кого? За нашу Ирину! – Сергей Павлович поднял наполненную до краев большую стопку. – Чтобы Ирина всегда была внимательной, привлекательной и сногсшибательной! При чем тут «внимательная», никто не понял. – Пошла сегодня в магазин, – рассказывала Нелли Алексеевна, раскладывая гостям оладьи. – В «Вологодском масле» только один сорт сыра и любительская колбаса по два двадцать. А на Черемушкинском рынке цены на мясо – жуть. Восемь рублей! Ну, кто такое мясо может покупать! – С ценами в последнее время – неладно, – объявил Сергей Павлович. – Мы этот вопрос недавно в обкоме обсуждали. Я считаю, надо с этих магазинщиков строго спрашивать. – Варенье у вас вкусное, – сказал Олег. – Покупное, – ответила Ирина. – Мама из командировки привезла. – Нас там угощали, – заметила Нелли Алексеевна. – Готовим пленум обкома, – продолжал рассказывать Сергей Павлович. – Очень интересно получается. Я свое выступление подрабатываю. Уже договорился, чтобы в повестку включили. От этого сейчас многое зависит. Меня депутатом облсовета будут выдвигать. Придется много выступать, объяснять рабочим. Иногда люди зададут вопрос, даже удивляешься! Как будто телевизор не смотрят и газет не читают. Сергей Павлович, видимо, был абсолютно уверен в том, что все, о чем он думает, очень интересно окружающим. Нелли Алексеевна вообще-то всегда была склонна поругать советские порядки. Но в присутствии партработника предпочла проявить лояльность: – Я на днях из Ленинграда приехала. Такие опрятные поезда сейчас ходят! Такая везде чистота! И на вокзалах все прибрано. – Последнее время только самолетами летаю. – Сергей Павлович откинулся на спинку кресла и поправил галстук. – Я через депутатский зал хожу. Ирина тронула Олега под столом ногой, насмешливо посмотрела и отвернулась. – В июле Ирочка в Болгарию поедет, – сообщила Нелли Алексеевна. – Собираюсь, – кивнула Ирина. – Может, получится. Вот, платье себе новое купила. – Хорошее, – соврал Олег. – В Болгарии мне очень понравилось, – говорила Нелли Алексеевна. – Я там на международной встрече журналистов была. Нам всем вот такие эстампы подарили. – Она показала на стену. Про Иринину поездку Олег ничего не знал. Но эта новость была очень кстати. Сама собой отпадала необходимость придумывать, как поехать в отпуск вместе. Нелли Алексеевна повела гостя курить на кухню, и Олег, кивнув в их сторону, тихо спросил: – А что? Он все это серьезно? – Откуда я знаю! – Ирина скривила гримасу и пожала плечами. – Я его раз в пять лет вижу. А чего ты так на него? Я к нему обратилась, чтобы с поездкой помог, он мне в две недели через приятелей все устроил… А тебе мое платье, правда, нравится? – Если честно, не очень. – Если бы ты был дипломатично настроенным молодым человеком, ты бы так не сказал. Ирина подошла к шкафу, достала соломенную шляпку с широкими полями и спросила: – И как? – К такой шляпке обязательно надо таксу на длинном поводке. Нелли Алексеевна вошла в комнату, продолжая начатый на кухне разговор: – Но Сергей! Я там, в ваших краях бывала. И все-таки здесь другая жизнь! – У нас тоже всего полно! – ответил Сергей Павлович. – Выставок всяких, концертов. Даже клуб изящной словесности недавно открыли. Руководителем отставного военного назначили. Ха-а! Ну, так… Чтобы этим любителям словесности жизнь медом не казалась. Ириша ушла готовить чай. Сергей Павлович налил себе стопку водки, выпил и сказал: – Время нельзя терять ни в коем случае. Это я ещё в институте понял. До третьего курса кое-как дотянул и думаю: нет, хватит! Взялся лекции по международному положению в обществе «Знание» читать, на собраниях выступал. И дело пошло. А потом вижу: в Москве делать нечего. Уж очень густо тут все замешано. Этот – сын такого-то, тот – племянник. Нет, думаю, надо на широком месте прорываться. Про меня, я знаю, говорят: способный, инициативный. А с каким трудом все это дается? Ого, как все дается. И людей вокруг себя надо собирать отличных, дифференцированных. Но с этой диссертацией очень устал. Надо поехать куда-нибудь и морально отдохнуть. Н-да, время сейчас очень перспективное. Ирина принесла поднос с чашками, спросила: – Кто будет мой торт? – Я насчет сладкого не любитель, – ответил Сергей Павлович. – Но попробую. Мы тут с твоим товарищем – про времена. Брат собрался уходить. Кивнул Олегу на прощание, но руку не протянул. Прежде чем выйти за ним в прихожую, Ирина шепнула: – Обожди. Вроде бы за матерью знакомые заедут и к себе на дачу повезут. Дверь в лабораторию приоткрылась. Показалась лохматая голова Борьки Мешкова. – А! Сидите тут! Прохиндеи! – заорал Борька. – О тебе только что вспоминали. – Олег отложил в сторону папку с бумагами. – Я сразу сказал: «Гений и злодейство несовместимы». – Хи-и! А я такой разгон в первом отделе устроил. Как стукну им по столу, как закричу, что за границей сроду не был. Тоже мне, нашли горгипийца! Они перепугались, обещали про эту Горгиппию у начальства узнать. Говорят, может там прогрессивный какой режим, может новое общество строят. В лагерях после четвертого курса, нам лейтенант говорил: «Там, где есть общество, там не должно быть продуктов!» Да-а, когда и пошутить с народом, как не при жизни. – Это к чему, про продукты? – не понял Олег. – Чтобы печенье в тумбочках не оставляли. Хи-и! Я в первом отделе заявление оставил, что ни в какой Горгиппии не был. И переданная первому отделу товарищем Залесовым информация не соответствует действительности. Хи-и. – Ага, нашел дураков! – ответил Олег. – Как будто мы не знаем, куда ты сразу побежал. Но историю, братец, надо знать. – Как-то я этим не очень увлекался, – признался Борька. – А это что у вас такое? – Он показал на плакат, пришпиленный кнопками к дверце шкафа – речные берега и большой белый пароход. Галина Васильевна оглянулась и объяснила: – Я на этом пароходе по Волге плавала. Красота – необыкновенная. А вы, Борис, по каким-то заграницам… – Да-а, что делать! Приходится. – Борька рассматривал плакат. – Я бы тоже на таком поплыл. Но мне кажется, что он утонет… И всех прошу в двенадцать ноль-ноль в конференц-зал прослушать мое научное сообщение и поддержать в моем лице всю прогрессивную науку. Олег посмотрел на Борьку и покачал головой: – А я-то думаю, по какому поводу ты в новый костюмчик вырядился? – В этом костюме я и диссертацию защищал, и женился. Первое прошло удачно, второе – не очень. И пуговицы на брюхе застегиваться перестали. Жена говорила, что костюмчик пора выбрасывать. А я сказал: пусть остается на крайний случай. А она: в нем и в крайнем случае никуда не пойдешь. Не, говорю, в крайнем случае донесут! Борька ушел. Галина Васильевна доставала что-то из стола и говорила: – Несмотря на все, Борис – интеллигентный человек. Вдумчивый и с фантазиями. – Как своих хвалить, так вас нет, – отозвался Веселов. – Почему же! Я и вас ценю. – У него, видите ли, фантазии, а у нас их нет. – Придумайте и вы что-нибудь такое, чтобы все ахнули, – посоветовала Галина Васильевна. – Прихожу я как-то в общежитие, – рассказывал Веселов, – смотрю, стоит в коридоре женщина и плачет. Мне говорят: мать Борьки Мешкова со второго курса. Спрашиваю: что с ним стряслось? Говорят: жив-здоров, вот-вот должен с лекций прибежать. Отказывается этот олух написал письмо какому-то приятелю про свои донжуанские похождения, а отправил на адрес родной мамаши. Она плакала и говорила, что ее сын такого написать не мог. Дождь пошел на убыль, и его барабанная дробь сменилась скулением. Но еще грохотало, и выходить из метро никто не торопился. После ливня горьковато пахло молодой тополиной листвой. Было тепло, и вдали, над крышами висела дымка. С деревьев капало. Под этим капельным обстрелом, прижимая к шее воротник рубашки, Олег пошел вверх по улице Заморенова к Трехгорному валу. На сучке над тротуаром сидела здоровенная серая ворона и явно высматривала подходящего прохожего, желательно в широкополой шляпе. Кроме Олега, никого не был. А он не стал торопиться. Замедлил шаг, огляделся и полез в обход по мокрой траве нестриженого газона. Вернулся на тротуар уже за деревом и посмотрел на ворону: – Нашла дурака! Ворона не смогла сдержать огорчения, и белесо-синяя, размазистая клякса шлепнулась на асфальт. У «Башмачка» Олег остановился и посмотрел на дом напротив. И где она тут живет? – рассуждал он. Не по подъездам же ходить ее искать. Было бы лет восемнадцать, может быть, просто взял бы да крикнул. А сейчас что? Проторчать здесь пару вечеров? Но если она наврала, что живет в этом доме? Дверь в купе была открыта. Борька стоял у окна в коридоре и говорил проводнице: – Все будут чай пить. Я может и два стакана. Но на всякий случай начну с одного. Вы туалет на ночь запираете? – Пейте три. Тогда не запру. – Проводница заглянула в купе, посмотрела на Олега и спросила: – А вы? – И он будет, – ответил за него Борька. Грузный мужчина напротив Олега приоткрыл глаза, помотал головой и проговорил будто самому себе: – Без чая обойдусь. Проводница ушла, а Борька кивнул в ее сторону и сказал парню из соседнего купе: – Видал! Ух, глазищи какие! Туманные – жуть! – Как тюремное стекло! – блеснул эрудицией его собеседник. В вагоне включили радио. Громко заиграла музыка. – Во, теперь «Последние известия» послушаем, – говорил Борька. – Нет ли где какого переполоха вроде революции или еще чего. – Это где? – удивился парень из соседнего купе. – Может и не революция, – успокоил его Борька, – а так – новое трудовое достижение. В коридоре кто-то спросил: – А где у них вагон-ресторан? – Вроде бы вон оттуда, с той стороны жуют, – ответил парень. Борька вернулся в купе, сел рядом с Олегом, помолчал и громко произнес: – Став коллективным делом, концепция становится мощным оружием. Грузный мужчина открыл глаза и прокашлялся, а с верхней полки выглянула полнолицая, светловолосая девушка – его дочка. Борька посмотрел на нее и кивнул: – Гениальных идей на порядок меньше, чем гениев. А вы как думаете? Девушка посмотрела вниз на отца и ничего не ответила. – Я тебе, по-моему, уже говорил, – Борька обращался к Олегу. – Наши тезисы им понравились. Должны напечатать в сборнике. Если будет большой ажиотаж насчет публикации, мы к ним в Академгородок подскочим. Но боюсь, на этот раз ажиотажа не получится. А ты мою статейку прочитал? – Это про что? – спросил Олег. – Про реформы? – Там и про власть, и про общество. – Прочитал, расстроился даже, – ответил Олег. – Почему? – серьезно спросил Борька. – Подумал: эх, Макиавелли не дожил! Вот бы старик порадовался. Умри – лучше не напишешь! – А статью взяли в журнал, – злорадно заметил Борька. – Вот, тем не менее. Но я там кое-что подработал. Вернемся, покажу новый вариант. Я написал, что мы, нынешние, то есть уже бывшие, комсомольцы – не следствие революции, а результат преодоления ее пороков. – Это к чему? – удивился Олег. – Как к чему? К общему содержанию. Ты не читал, что ли? Из коридора донеслось треньканье стаканов на подносе. Проводница заглянула в купе, спросила: – Что? Заждались? Борька переставил стаканы на столик: – Ух, крепкий какой! Я думал, у вас – морковный. – Мне тоже оставьте, – попросила девушка с верхней полки. Грузный мужчина проснулся, потянул к себе один из стаканов и произнес: – Угу! – О! Я же тебя угостить обещал, – вспомнил Борька. – Благороднейший напиток! Тончайший букет яблок и смородины. Собственный старинный рецепт! Вот только чай надо куда-нибудь вылить. – А тебе не хватит? – тихо спросил Олег. – Ну, не надо так говорить. Я из своего чай вылью, а тебе дам стаканчик. Какого хрена мы столько чаю заказали! Борька вернулся с пустым стаканом. Повозился в сумке и вытащил завернутую в газету бутыль. Налил в стаканы темную жидкость и спросил грузного мужчину: – Попробуешь? Собственного изготовления! Мужчина посмотрел сначала себе под ноги, потом на Борьку, покумекал и ответил: – Не-а. – Тогда даме и не предлагаем! – Борька поднял свой стакан, отхлебнул и причмокнул. Олег сделал большой глоток, скривил лицо от жуткой кислятины, зажмурился и спросил: – Из чего ты это сделал? – Целая технология. Важно ягоды хорошо просушить. – А сахар? – Вот еще… Только вредители в настоящее вино сахар кладут. – Тоже буду, – сказал грузный мужчина и подставил свой стакан. – Везу друзей угощать, – говорил Борька. – В прошлом году угощал. Еще просили. Два раза звонили, напоминали. Мужчина выпил и к большому удивлению Олега даже не поморщился, только крякнул: – Эх, хорошо! Жаль не больно забористая. – А вы куда едете? – Борька спросил девушку. – На дачу! В деревню. До Знаменска поедем. – Ух, ты! У меня в Знаменске знакомая жила. Красивая, помню была. – А сейчас? – спросила девушка. – Не знаю даже. Давно было. И ничего особенно. Так, почтовая связь. – В гости, может, зайти успеете. – Девушка весело взглянула на Борьку. – Уж какие нынче гости. Не те проблемы стали. А в деревне, небось, хорошо! – Ничего, – согласилась девушка. – Я тоже хочу в деревню, – заявил Борька. – Только в настоящую. Чтобы на улице трава росла, куры бегали, а жители окали. И чтобы все было, как у Ивана Петровича. – У какого? – не поняла девушка. – У Белкина. – А чего у него? – Здорово все было организовано. Передовое хозяйство! Ночью Олег проснулся от тишины. Поезд стоял. За окном были слышны голоса и шорох шагов по придорожной щебенке. Вагон заскрипел и осторожно тронулся. И тут сверху со свирепым грохотом что-то обрушилось. В мелькании отсвета станционных фонарей с пола поднялся Борька. Постоял, глядя в окошко и почесывая спину, поднял матрац и полез на полку. – Ты что? Как ты? – зашептал Олег. – Нормально все, – буркнул Борька. – Ты, правда, ничего? – Слушай, дай поспать спокойно, – раздраженно зашептал Борька. – Хочешь, внизу ложись, – предложил Олег. – Да отстань ты! Утром Олег открыл глаза и увидел, что Борька сидит на нижней полке. Соседей не было. – А где народ? – спросил Олег. – Сошли? – Давно. Еще ночью. – А ты как? – Никак. Чего мне? – А летел почему? – Ну, будешь теперь. Летел и летел. Заглянула проводница: – Сейчас ваша… Билетики получите. Борька взял билеты и сунул в нагрудный карман. – Мой не потеряйте, пожалуйста, – сказал Олег. – Не потеряем. – Постарайтесь, товарищ космонавт. Из вагона они спрыгнули на низкую платформу. Олег остановился и оглядел небольшую площадь с торговыми палатками и рыночными рядами. – Вот, увидишь сейчас, что такое настоящая секретность, – пообещал Борька. – Пошли. – Слушай, я так и не понял, как это тебя угораздило сегодня? – Как, как… – передразнил Борька. – Ну, перемаргивались мы с этой девахой, перемаргивались… А когда на станции поезд остановился, она видит, что я не сплю, и руку протянула. – И чего? – Как чего? Матрац-то поехал, когда я к ней потянулся. Склизко там оказалось. Хи-и! – Они шли вдоль платформы, и Борька сказал: – О! Чем-то у них тут вкусным кормят. Олег почувствовал, что хочет есть. Шагнул и глубоко вздохнул. В нос ударил нестерпимый запах канализации. На площади Борька остановился у одного из «газиков» с брезентовым верхом и обратился к шоферу: – Мы к Макарову. Вот командировочное удостоверение. – А вроде никто не должен был приехать, – удивился шофер. – Это как? Я с вашими по телефону разговаривал. – Не передавали мне. – А чего ты тут стоишь? – спросил Борька. – Ладно, садитесь, – согласился шофер. «Газик» со всего ходу врезался в большую лужу в начале улицы, пронесся мимо одноэтажных домишек и церкви и выскочил к пристани. Остановился он чуть подальше от нее, возле отдельного причала. Над июльским привольем светило солнце. На озере был полный штиль. Вода не морщилась и не плескалась на песок. Сквозь белесую дымку просматривались дальние берега. Правее на косогоре стояли домишки небольшой деревни. – А теперь куда? – спросил Олег. – На катере да с ветерком, – отозвался Борька. – Говорил же я тебе про рыбалку. По скрипучим доскам причала они подошли к выкрашенному черной краской, небольшому катеру. Борька закричал: – Здравствуйте товарищи краснофлотцы! Из рубки вышел высокий худощавый мужчина в синей рубашке, подозрительно оглядел их и попросил: – Командировочные удостоверения, будьте любезны. На бумаги мужчина взглянул мельком и тут же вернул. Борька спросил: – А Митя, как его – Рыбкин где? Плавает? – Списан на берег! – доложил мужчина. – Вот так всегда! – Борька покачал головой. – Лучших людей теряем! Лучших! Катер отчалил, пошел вдоль левого берега. Стал огибать островок, заросший еловым лесом и окруженный камышом. – Ух, щучьи места! – заметил Олег. – Там и лучше есть. – Борька махнул рукой. – Хочешь по стаканчику для настроения? – Нет уж. Как вспомню, так вздрогну. – Ничего не понимаешь в благородных напитках. Впрочем, я тоже не буду. Мы можем сегодня к их главному инженеру попасть. Хотя, вряд ли. От бетонного причала неширокая асфальтовая дорога вела к лесу. На его опушке стояла будка КПП. Дежурный взял документы, кому-то позвонил и стал спрашивать, есть ли такие в списке. Дома в поселке стояли вдоль единственной улицы, – по правой стороне трех – и четырехэтажные, из серого кирпича, по левой – деревянные, с большими окнами и террасками. Улица упиралась в широкие ворота предприятия, огороженного бетонным забором. – А где народ? – удивился Олег. – Вон, две старушки на лавочке сидят. – Борька показал во двор одного из домов. – А так – все на работе. Только вечером появятся. Гостиница располагалась в двухэтажном домике у проходной. В небольшой комнате сидела полная женщина в белом халате. – О, знакомые все лица! – воскликнул Борька. – Опять мы к вам. Помните меня? – Как ни помнить! – равнодушно ответила женщина. – Были вы тут. – В этот раз я вот – с товарищем. Но поселить лучше отдельно. Он у нас – большой ученый. По ночам работает. А я храплю. А творчество, сами знаете, какой чувственный процесс. – Поселю, если тихо себя будете вести, – пообещала женщина.