Товарищ комбат - страница 16

Георгий, размышляя о предстоящем бое, отдавал себе отчет в том, что теперь на его траншеи будут наступать не «синие» из соседней роты, как это было прежде на учениях, а реальный враг. Он мысленно представил себе состав и вооружение пехотной роты немцев. Время до начала боя между тем исчислялось лишь несколькими часами. И Губкин снова и снова прикидывал, правильно ли он расположил станковые пулеметы, все ли сделал для того, чтобы удержать занимаемую позицию. Все будто бы сделано так, как учили… Надо довести боевую задачу до каждого бойца.

Губкин вызвал к себе командира первого отделения.

— Ахмеджан, — обратился лейтенант к Ахметову, — наш батальон развернут на широком фронте. Взвод, оседлав высоту 124,0, теперь воюет за роту, а пулеметное отделение — за взвод. Боевые расчеты выдвигаются на рубеж боевого охранения, чтобы ночью не подкрались фашисты. А если днем начнут наступление, то вы должны заставить их развернуться к бою перед основными позициями. Но преждевременно себя не демаскируйте, постарайтесь подпустить немцев поближе.

— Не беспокойтесь, товарищ лейтенант, сделаю как приказано.

Провожая отделение Ахметова на рубеж боевого охранения, Губкин подумал, что на этого крепыша можно положиться, не струсит и раньше времени огонь не откроет.

Всю ночь работали бойцы боевого охранения, отрывая себе окопы и ходы сообщения.

Основные силы взвода старательно и скрупулезно оборудовали огневые позиции. Губкин всю ночь не сомкнул глав. Лишь в далекой Семидомке Евдокии Тимофеевне в эту ночь снилось, что война окончилась, эшелоны с войсками возвращаются домой и ей нужно встретить Георгия…

Только под утро лейтенанту Губкину удалось вздремнуть. Но и во сне тревога не покидала его. На рассвете загрохотала артиллерия. Вражеские снаряды и мины рвались совсем рядом. Георгий со своими бойцами напряженно смотрел в сторону противника, с тревогой ожидая, когда появятся цепи немецкой пехоты.

Правее батальонного района обороны капитана Шакуна «юнкерсы» с надсадным гулом пикировали на позиции 550-го стрелкового полка, и взрывы бомб сотрясали землю. Дежурный телефонист сообщил, что у соседей убиты двое бойцов и командир взвода. Гибель однополчан, воинов своей дивизии, заставила Георгия реально ощутить близкую опасность. Лейтенант посмотрел на Еремеева, Образцова, Глушковского, пытаясь по их лицам понять, как они восприняли известие, не струсили ли.

Шум боя все увеличивался, стал доноситься какой-то странный гортанный звук, похожий на дикое завывание: «Га…о, га…о». Кто-то вдруг крикнул: «Фашисты!» Губкин у подножия холма увидел вражеские цепи. Отчаянный вопль то ослабевал, то усиливался. Гитлеровцы приближались. Уже можно было различить на них мундиры мышиного цвета, причудливые каски на головах. Рты открыты, они отчаянно что-то горланили под аккомпанемент шума боя и, прижав автоматы к животу, шли в полный рост, стреляя на ходу. Пулеметы Ахметова из боевого охранения открыли по ним ответный огонь. Впереди бегущий дернулся и, загребая воздух руками, свалился. Другие, согнувшись, делали перебежки, падали и снова бежали.

Губкин заметил, что бойцы выжидаючи посматривают то на приближающихся фашистов, то на него, командира, и старался быть спокойным, ничем не выдать нервного напряжения. Он окинул быстрым взглядом позиции взвода. Еремеев стоял в траншее, широко расставив ноги, надвинув каску на глаза. Вся его фигура выражала готовность к рукопашной схватке. Боец Игнатов прильнул к «максиму», сосредоточив внимание на прорези прицела. А вот Глушковский явно дрейфил: сидел пригнувшись на дне траншеи; пот градом катился по его лицу, руки судорожно сжимали комья земли. Георгий, чтобы подбодрить бойца, пошутил:

— Ты, брат, как страус, голову спрятал, а до остального и дела нет.

Под общий смех Глушковский распрямился и занял свое место в окопе. Губкин пожалел, что не поставил его рядом с Ахметовым: под опекой Ахмеджана Глушковский чувствовал бы себя увереннее.

Минуты ожидания были для командира взвода пыткой, и он еле сдерживал себя, чтобы не дать команду открыть огонь, хотя отлично понимал, что тем самым преждевременно раскроет свои огневые точки и даст возможность вражеской артиллерии быстро подавить их. И он терпеливо и настойчиво ждал, властно повторяя команду: «Не стрелять, подпустить ближе!»